вздохнула.
Софи скорее почувствовала, чем увидела, что Филипп входит в комнату.
— Я действительно должна идти… — Она подняла голову и обнаружила, что за Маршаном следуют двое одетых в форму полицейских.
— О Господи! — выдохнула она, не в силах пошевелиться от сковавшего ее страха. — Что-то случилось? Что-нибудь с Розалин?.. Несчастный случай?.. Не предлагайте мне сесть, я не хочу сидеть, и я ненавижу сахар в кофе, только скажите мне…
Филиппу удалось прервать бессвязную речь Софи, успокаивающе положив ей на плечо руку.
— Ничего не случилось. Они беспокоятся о вас.
Она потрясла головой, удивленно глядя на полицейских.
— Обо мне? Не говорите глупостей, почему они должны обо мне беспокоиться?
Филипп бросил взгляд на мужчин в форме, и по его губам скользнула легкая улыбка.
— Думаю, надо позволить им объяснить это.
— Мадемуазель… э-э-э… — один из полицейских, тот, что был постарше, сверился с записной книжкой, — Розалин Маккормик является квартиросъемщиком? — Софи в полном замешательстве кивнула. — Так вот мадемуазель Маккормик сообщила, что здесь что-то не в порядке, и просила проверить, нет ли в доме незваного гостя.
Софи машинально схватилась за сердце, когда поняла, что именно произошло.
— Телефон! Я говорила по телефону, когда мы… — Бедная Розалин, она, похоже, предположила, что сестра подверглась нападению. Господи, как же она разволновалась!..
— С вами все в порядке?
Софи подняла взгляд и обнаружила, что полицейский, хотя и говорит с нею, но при этом подозрительно поглядывает на Маршана, чья нарочито расслабленная поза явно не внушала ему доверия.
Несмотря на то что совсем не знала этого человека, Софи почему-то была убеждена, что он не способен поднять руку на женщину, пусть даже и оскорбившую его. Но полицейским неоткуда было взять такую уверенность. И она, вместо того чтобы получить удовольствие от двусмысленного положения Филиппа, вдруг испытала по отношению к нему симпатию.
— Конечно, все в порядке, — сказала она, но, заметив, что второй, более молодой страж порядка с интересом смотрит на разбитый горшок и валяющиеся на полу журналы, залилась густым румянцем. — Моя сестра ошиблась.
— Может, вы предпочитаете поговорить с нами наедине? — предположил первый полицейский, многозначительно взглянув на Маршана.
Из горла Филиппа вырвался сдавленный смешок, и Софи поняла, что ей следует вести себя решительнее. Теперь, когда первоначальный шок прошел, ее начинало возмущать, что полицейские обращаются с ней как с какой-то инфантильной барышней, не понимающей, в какой рискованной ситуации она оказалась.
— Поверьте, мне ничего не угрожало и не угрожает, хотя я едва знаю этого человека. Он мне даже не нравится! — попыталась она быть искренней. — Простите, — добавила Софи, состроив Филиппу примирительную гримасу. Но по его виду было понятно, что он вполне счастливо проживет и без ее симпатии.
При ее словах у молодого полицейского начался вдруг приступ кашля, подозрительно похожего на смех.
— Простите, мадемуазель, — сказал старший полицейский, — вы ведь понимаете, что мы должны проверять сообщения такого рода.
— Конечно, — любезно ответила Софи.
— Вы дадите знать вашей сестре, что с вами все в порядке?
— Как только вы все покинете эту квартиру, — пообещала она. — Месье Маршан как раз уходил. Так ведь, Филипп? — Она послала ему сладкую улыбку. — Жаль торопить вас, но я опаздываю на собеседование.
— А чем вы предполагаете заняться? — поинтересовался более молодой полицейский.
— Собираюсь получить место секретарши в косметической фирме.
— Удачи, мадемуазель. Месье…
Полицейский отступил в сторону, чтобы дать Филиппу возможность пройти в дверь впереди него.
4
Они конечно же вошли в ее положение и с пониманием отнеслись к опозданию. Да и само собеседование оказалось вовсе не таким страшным, как Софи ожидала. В ее адрес было высказано множество лестных вещей. Но в итоге ей предстояло выслушать: жаль, но это не совсем то, что нам нужно…
Она вышла из здания, улыбнувшись симпатичному дежурному, и, пройдя через стеклянные вращающиеся двери, оказалась под теплыми солнечными лучами.
Несколько минут Софи бесцельно брела по улице, пытаясь проанализировать свои ощущения. Как ни странно, преобладающим оказалось облегчение. И это-то после всех усилий, которые приложила Розалин, добиваясь собеседования!
Софи тут же принялась упрекать себя в нечуткости и эгоизме. И так продолжалось до тех пор, пока она не заметила рядом со своей тенью тень от высокой мужской фигуры.
Можно было не поворачивать голову, чтобы узнать, кто идет рядом с ней.
— Как вы нашли меня? — спросила она.
— Последовал за вами, — признался Филипп, явно не испытывая никакого стыда за свои действия. — Я предложил таксисту дневную выручку, чтобы он ехал за вами.
— Преследование тоже преступление, и я знаю полицейских… — Внезапный приступ веселья не дал ей договорить. — Ваше лицо… — вспомнила она, давясь от хохота. — Это было…
Филипп поморщился.
— Должен признаться, что юмор этой ситуации дошел до меня только сейчас.
— Вы должны учиться смеяться над собой, — любезно посоветовала Софи.
— Я запомню, — пообещал он, слегка улыбаясь в ответ. — Вы сумели дать знать вашей сестре, что с вами все в порядке?
— Мне было интересно, как скоро вы спросите об этом… Тридцать секунд — замечательно!
— Тридцать секунд… — Его низкий смех привлек заинтересованные взгляды прохожих. Хотя наверняка это случалось, даже когда он был совершенно серьезен. Софи обнаружила, что трудно быть незаметной, если идешь рядом с Филиппом Маршаном. Неужели он не видит, что привлекает к себе почти всеобщее внимание? — А вам пора учиться по достоинству оценивать свои возможности.
— Вы бестактны и невежливы, — выдохнула она, покраснев в ответ на сказанную им двусмысленность.
— Представьте худшее: я мог быть вашим приятелем и мог вам нравиться…
Напоминание о попытке убедить полицию в том, что она не является жертвой насилия, заставило ее покраснеть сильнее.
— Я начинаю жалеть, что не позволила им вывести вас в наручниках, — процедила Софи сквозь стиснутые зубы. — И для справки: я не интересуюсь мужчинами.
Подвижные брови Филиппа демонстративно поползли вверх.
— О, вы не перестаете удивлять меня.
— Я не это имела в виду.
— Знаю. Просто я не могу не поддразнивать вас, но новизна этого удовольствия постепенно проходит. Нет никакого азарта, потому что это сделать так же легко, как отобрать у ребенка конфету… — Все еще используя тот же подтрунивающий тон, Филипп сменил тему: — И как Розалин восприняла известие о моем