По всему дому разносились певучие звуки, неудержимо влекущие к танцам, звуки старинного вальса на три такта. Снаружи, в саду, слышалось неумолчное ночное журчание, подобное шуму машины. Река пела то громко, то приглушенно. Звезды сверкали серебряным светом на металлически-светлом небе, другие горели красным огнем – то были папиросы сидевших в саду мужчин. Из открытой прихожей дома выбежала фигура в белом переднике, мелькавшая в темноте, как цветок табака. Женщина быстро шла между темными кустами.

– Майор Мередит!

Он круто повернулся, папироса его упала на садовую дорожку. Он не сразу догадался, в чем дело.

– Что случилось? Моя жена…

– Она чувствует себя отлично, и вы можете теперь пойти и повидать ее. У нее такая славная девочка.

– Девочка? – повторил майор Мередит, как будто произошла какая-то ошибка. – Это девочка?! – В темноте веселое выражение исчезло с его лица. Он последовал за акушеркой в спальню первого этажа, в которой женщины оставляли свои плащи перед танцами.

В этой комнате, где шум танцев и звуки оркестра, исполнявшего «Песнь лодочника», были так же ясно слышны, как в самом бальном зале, на широкой темной дубовой кровати лежала, утопая в подушках, молодая мать, раскрасневшаяся, как после победоносной схватки во время еще памятных ей школьных спортивных состязаний. Глаза ее, блестящие и испуганные, смотрели на крошечный живой комочек, который она обнимала одной рукой.

Комок этот был закутан в фланелевую ночную рубашку Стефана Хендли-Райсера. Под ней рука матери ощущала что-то теплое, мягкое, шевелившееся, как полевая мышь в траве. Нервно покусывая ус, Гарри Мередит низко наклонился над кроватью. Паническим шепотом он отрывисто спросил:

– Это… девочка?

Молодая мать прошептала в ответ:

– О, Гарри, не смотри на ее уродливое маленькое личико! Она станет потом красивее. Посмотри сюда. Это лучшее, что у нее есть. Разве они не прелестны? Взгляни-ка на них!

Приподняв фланелевое покрывало, она показала ему то, что держала в руке. Это были миниатюрные, чудесные, розовые ножки младенца. Крошечные розовые пятки, крошечные вогнутые подошвы, десять крошечных пальцев, цепких, как усики анемоны, которые шевелились, вытягивались и снова сгибались внутрь над крошечными бархатными подошвами.

Странно смотреть на ножки младенца и гадать, какая из жизненных дорог лежит перед ним – дорога суровая или усеянная цветами, а, может быть, путь, ведущий на край пропасти.

Пройдет немало месяцев, пока эти миниатюрные ножки ступят на землю. Розовые и беспомощные, они шевелились в материнской руке, не сделав еще ни одного шага.

А там, на отливавшем металлическим блеском светлом небе, над старинным домом уже танцевала звезда.

ГЛАВА II

ПЕРВЫЙ ПОКЛОННИК

I

Прошло пятнадцать лет.

В тот день, когда героине романа исполнилось пятнадцать, произошло сразу несколько событий, которые имели решающее значение для ее судьбы. Прежде всего, она впервые танцевала перед платной публикой. Второе, решающее событие заключалось в том, что она была отмечена лицом, которое оказало величайшее влияние на всю ее будущность. Третье важное обстоятельство – то, что она впервые в жизни внушила юноше страстное чувство, которое обычно пренебрежительно называют «ребяческой любовью».

Но сначала вкратце расскажем о тех пятнадцати годах, которые привели ее к этому поворотному пункту на жизненном пути.

II

Начнем с ее имени.

Семья находила, что обычное имя не подходит для этой нежданной гостьи, появившейся ночью, среди бала.

– Терпсихора! – была первая возникшая у матери мысль. – Терпсихора, муза танца. Назовем девочку в ее честь.

– Умоляю вас, не надо! – запротестовал молодой дядя ребенка. – Представьте себе девушку на первом званом обеде. Какой-нибудь подходящий для нее молодой человек предложит ей повести ее к столу и скажет: «Почему вас называют Терпс?» (или другое подобное уменьшительное имя). – Девушка ответит: «О, это сокращенное от Терпсихоры, музы танцев. Я, видите ли, родилась во время бала». – «Родились?» – И молодой человек густо покраснеет, смутившись, что затронул такую неловкую тему для разговора.

– Покраснеет? Нет. К тому времени, когда этот ребенок вырастет, – уверенно подсказал отец младенца, – никто, я полагаю, не будет краснеть от подобных слов.

– Действительно, в наши дни люди не следят за тем, что говорят. Позор! – непререкаемым тоном заявила тетушка Бэтлшип. – Что касается имени девочки, то она должна называться Сирен по бабушке и Гарриет по отцу, Гарри.

И девочку назвали Сирен Гарриет. Те ножки, которые признали самой красивой частью ее тельца, были по этому случаю обуты в белые шерстяные сапожки с розовыми отворотами и завязками. Однажды, когда эта нарядная обувь уступила место мягким башмакам с четырехугольными носками и со шнуровкой, зашедший в детскую гость любезно воскликнул:

– Сирен Гарриет Мередит? Какое красивое имя у вашей девочки! Как оно журчит! Совсем как речная струя!

Так появилось ее уменьшительное имя. Много лет спустя ему предстояло красоваться на театральных афишах. Этому многозначительному, единственному, интригующему слову суждено было выделяться

Вы читаете Звезда балета
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату