в чем я искренно раскаиваюсь, так как от нее, по легкомысленному ее характеру, нет никаких сообщений.
Вот отчего мне грустно и тяжело переживать одинокую старость в пустынном для меня, хотя и освобожденном при вашем любезном содействии, мире.
Сами вы, Павел Егорович, как обремененный по службе и устройству дел республики едва ли сможете посетить мой дом. Да я думаю, в прошлый приезд вы достаточно изучили Англию, а на переезд в Россию у меня совсем нет силенок.
Хочу я попросить вас, Павел Егорович, не можете ли командировать на некоторое время вашего четвероногого друга Рокамболя, вполне заслуженно приобретшего теперь голубой цвет.
И — если он откажется ехать, то хотя бы медвежонка.
Об харчах не беспокойтесь.
Еще кланяюсь всем братишкам русским и прошу вас также выслать для сокращения длинных зимних вечеров у камина дымного что-нибудь почитать, дабы ознакомиться с духовной русской культурой. Не присылайте только новых писателей, все жалуются, что пишут очень непонятно, лучше всего из классиков, например, Шекспира.
Ваш преданный по гроб друг черный негр Хольтен.
ГЛАВА 56
С подробным открытием ТАЙНЫ ПАШКИ СЛОВОХОТОВА
Заведующий городской электрической станцией города Микешина инженер Монд получил приглашение явиться в уездный исполком.
— Вы, товарищ, с химией знакомы? — спросил его секретарь исполкома.
Инженер и без того был перегружен работой, а здесь исполком намеревается, наверное, всучить ему пропаганду Доброхима. Но если говорить по истине, едва ли инженер Монд соврал, отвечая:
— Забыл.
— Значит, знали кое-что…
— Конечно, товарищ, так ведь мне сорок лет, и та химия, которую нам преподавали в технологическом, устарела.
— Основы остались. Химия не соглашательство. Литературу на этот счет вам надо подчитать, хорошая литература есть.
Секретарь достал длиннейший список литературы о химической войне и о химии в хозяйстве.
— Даже удивительно, товарищ Монд, как они успевают. Не успели лозунг выкинуть, а тут сколько книг. Что ни говори, а центр не то, что наши места. Во кабы бы да в химии упоминалось, как волков травить, несусветное количество волков.
У секретаря, как у Пильняка: Метель. Снега. Сугробы. Волки. Россия-мать. Секретарь был проще и употреблял слова про волков потому, что действительно замучили его крестьяне жалобами на волков. А ружья покупать — денег нету, и порох стал чуть ли не дороже золота. Черт их знает, что они порох-то на Ленских приисках добывают, что ли?
К тому же дело к зиме, октябрь. Листья с деревьев сгнили и пахнут самогоном.
И деревни тоже листьями такими пахнут.
— Товарищ Монд, мне с вами балясины разводить некогда. Короче и категорически говоря, Микитинская волость не взносит полагаемый по закону продналог.
— А мне какое дело?
— Кому же до этого есть дело? Товарищ, не финтите.
— Товарищ, на предмет продналога есть свои органы.
— А если не взносит?
— Так я-то при чем?
— А при том, что химия. Ведь вы химию учили?
— Учил.
— В том-то и дело.
Секретарь изнеможенно опустился на стул.
— Умучили нас природные богатства страны, ей-богу. То тебе волки, то тебе учитель математики магнитную аномалию изобрел, то тебе чудотворная икона обнаружится, или кресты вдруг озолотеют. А мы за все отвечай и еще агитируй. — Секретарь протянул инженеру мандат: — Поезжайте в Микитинскую волость, у меня больше сил нету, я сейчас только подготовляюсь к химической войне.
— К какой войне, товарищ? У нас только-только происходит организация Доброхима, и говорить о химической войне России больше чем преждевременно…
Секретарь радостно закивал головой.
— Вот видите, товарищ, а вы говорите, что в химии ничего не понимаете. А как кроете… А у меня такое количество исходящих да входящих, что я думаю — чисто война, только разве за неимением газов употребляют вначале писчую бумагу. И по совести скажу… — секретарь таинственно наклонился к уху инженера, — по совести… циркуляры эти человека быстрее убивают, чем газы. — Он скорбно постучал себя в тощую грудь: — Ведь тут, думаете, тело… Не тело, а пепел. Да-с!
Так-таки инженер и не добился ничего от тоскующего секретаря. К тому же надо добавить в порядке сплетни — три дня назад секретаря покинула жена. Дело семейное, но все-таки тяжелое.
Уныло попросил инженер приготовить себе подводу, уныло простился с дочерью, которую, кстати, готовил на этой неделе выдать замуж и о приготовлениях к свадьбе которой знал весь город, уныло сел в таратайку времен почетного Гоголя и с тяжестью в голосе, не уменьшившейся от наших слов, сказал:
— Трогай.
Таратайка закачалась, словно в глубине земли разыскивая колеи положенной для нее дороги, так же закачались внутренности инженера, и мы тоже с грустью поедем за инженером Мондом.
Его мало занимал вопрос — так же, как и нас, — почему Микитинская волость не платит продналога. Мало ли таких волостей в России. Его интересовало — отчего Микитинская волость требует к себе неустанно агитатора по химии.
На этом настаивает ячейка волостного Доброхима, волисполком и даже учитель прислал отношение — вместо букварей хоть один учебник по новейшей химии.
На пятой версте от городка, когда он тщетно пытался прочесть заглавие книжки по химии и тряска таратайки не давала ему это сделать, его догнала еще пара лошадей.
Женщина в пальто на солдатской шинели с портфелем под мышкой и в измызганном платке окрикнула его.
— Вы далеко, товарищ?
— В Микитинскую, — ответил инженер.
Спрашивавшая была заведующей женотделом укома — товарищ Сохтаева. Она была, по-видимому, из татар и потому не по-русски бодрая.
— И я туда же. Я предлагаю произвести сокращение лошадиных штатов и пересесть к вам. У вас лошади лучше.
Инженер уныло посмотрел на своих лошадей. «Одинаковая дрянь», — подумал он. Ехать ему одному было скучно.
— Как будто лучше, — сказал он.
Товарищ Сохтаева отпустила свою подводу обратно.
Они поговорили — согласно заданиям по химии, — высказали пожелание, что хорошо бы хоть на десятый год Октябрьской революции провести по ихнему уезду шоссейные дороги.
Инженер пожаловался.
— Горкомхоз четыре месяца жалованье не платит, а мне дочь замуж надо выдавать.
— Сусанну?
Инженер возразил с некоторой обидой:
