по ночам, когда Лео уже спал; зажигала свечу, ставила ее на пол и, открыв дверцу гардероба, которая должна была заслонять свет, копошилась на полу у свечи. Шить она не умела. Пальцы ее не слушались и двигались как-то неуклюже. Иногда, уколовшись иголкой, она вытирала с ночной рубашки капельки крови. Ей щипало глаза, словно их постоянно кололи сотни маленьких иголочек, а веки казались такими тяжелыми, что если глаза закрывались, их уже невозможно было открыть снова. Где-то в темноте, позади желтого пламени свечи тяжело дышал во сне Лео.

Платье было готово в тот день, когда Кира на улице встретилась с Вавой. Вава время от времени расплывалась загадочной, таинственной и, казалось, беспричинной улыбкой. Они немного прошли по улице, и Вава, не в силах больше сдерживаться, попросила:

— Кира, ты не зайдешь ко мне? Только на секундочку? Я тебе кое-что покажу. Кое-что из-за границы.

В комнате Вавы пахло духами и чистым бельем. Большой плюшевый медведь с большим розовым бантом сидел на кровати, покрытой белым кружевным покрывалом.

Вава осторожно развернула тонкую оберточную бумагу, медленно и торжественно достала из свертка вещи и дрожащими пальцами разложила их перед Кирой. Это была пара шелковых чулок и пластмассовый черный браслет.

Кира восхищенно вздохнула. Протянув руку, она неуверенно взяла кончиками пальцев нежный шелк, боязливо прикасаясь к нему, словно к меху редчайшего зверя.

— Контрабанда, — прошептала Вава. — Это достал муж одной из пациенток отца. Он этим занимается. А этот браслет — последний крик заграничной моды. Представляешь? Искусственные украшения. Правда, мило?

Кира осторожно примерила браслетик на свою руку; защелкнуть его она не осмелилась.

Вдруг Вава боязливо, без улыбки спросила:

— Кира, а как Виктор?

— Прекрасно.

— Мы… Мы долго не виделись. Я знаю, он так занят. Ни с кем другим не встречаюсь, все жду его… Да, он ведь такой активист… Мне так нравятся эти чулки… Я надену их для него… На прошлой неделе пришлось выбросить последнюю пару шелковых.

— Ты… выбросила их?

— Да… Думаю, они до сих пор лежат в мусорном ведре. Загублены вконец. На одном такая петля сзади!..

— Вава… а ты не могла бы отдать их мне?

— Что? Да они же порвались и ни на что не годятся.

— Да… так… Шутки ради.

Кира ушла домой, сжимая в кармане маленький мягкий комочек. Она все время держала руку в кармане, не смея вынуть ее.

Придя тем вечером домой, Лео распахнул дверь и бросил в комнату портфель, из которого посыпались книги, а затем вошел сам.

Не раздеваясь, он прошел к «буржуйке» и встал возле нее, грея окоченевшие руки и ожесточенно их растирая. Затем он снял пальто и бросил его через всю комнату на стул, но промахнулся, и пальто упало на пол; он не стал поднимать его. Затем он спросил:

— Есть что-нибудь съедобное?

Кира стояла к нему лицом, не смея шевельнуться в своем прекрасном новом платье и старательно зашитых шелковых чулках. Она мягко сказала:

— Да, все готово. Садись.

Он сел за стол. Он взглянул на нее несколько раз, но ничего не заметил. Это было все то же старое синее платье, но со вкусом отделанное ленточками и пуговицами из кожзаменителя, которые смотрелись совсем как из натуральной кожи. Когда она подала пшенку и он начал жадно поглощать желтоватую массу, она встала у стола и, немного приподняв юбку, выставила вперед ногу, любуясь гладким блестящим шелком.

— Лео, взгляни, — робко сказала она.

Он взглянул и сухо спросил:

— Где ты это взяла?

— Это… Вава мне отдала. Они… были рваные.

— Я бы не стал донашивать чужое старье.

Он ни слова не сказал о ее новом платье, а она не стала напоминать ему. Ужин закончился в полном молчании.

Мариша сделала аборт. Она громко стонала за закрытой дверью, тяжело шаркала через их комнату, вслух ругая акушерку, неумело сделавшую операцию.

— Гражданка Лаврова, уберитесь, пожалуйста, в ванной. Там все в крови.

— Отстаньте от меня, мне плохо. Сами уберите, если такие брезгливые. Буржуи.

Мариша захлопнула дверь, но затем вновь осторожно приоткрыла ее и сказала:

— Гражданка Аргунова, вы ведь не расскажете своему брату про это?.. Он ничего не знает… о моей беде. А он так благородно воспитан.

* * *

Лео вернулся домой на рассвете. Он работал всю ночь на строительстве моста, в кессоне на самом дне скважин, при температуре воды, близкой к замерзанию.

Кира ждала его, поддерживая в «буржуйке» огонь. Он вошел потный, в запятнанном грязью и маслом пальто; на руках была кровь. Ко лбу прилипли волосы. Он немного покачнулся и прислонился к двери, затем прошел в ванную. Выйдя через некоторое время, спросил:

— Есть чистая смена белья?

Он стоял голый, с опухшими руками. Голова его опустилась на плечо. Веки посинели.

Его тело было белым, словно мрамор, и таким же крепким и прямым. «Тело Бога, — подумала она, — который идет на рассвете по мягкой траве горного склона».

«Буржуйка» дымила. Едкий дым висел над лампочкой. Серый коврик под его ногами вонял керосином. Сажа из трещины в трубе «буржуйки», медленно кружась, оседала на пол.

Кира стояла перед ним, не в силах вымолвить ни слова. Она взяла его руки и припала к ним губами.

Он немного покачнулся и, запрокинув голову, закашлялся.

* * *

Лео опаздывал. Видимо, задержался на лекции в университете. Кира ждала, а примус тихо посапывал; на нем подогревался ужин. Зазвонил телефон. Из трубки послышался испуганный, плачущий детский голос.

— Кира, это ты?.. Это Ася… Кира, пожалуйста, приходи… сейчас же… к нам! Я так боюсь!.. Что-то случилось с мамой. Дома только папа, но он ни за что не позвонит и даже разговаривать не будет. Я боюсь, Кира… У нас нечего есть… Кира, пожалуйста, я так боюсь!..

На все деньги, что у нее были, Кира купила в лавке бутыль молока и два фунта хлеба.

Дверь открыла Ася, ее заплаканные глаза блестели на опухшем, багровом лице. Она ухватилась за Кирину юбку и, пряча в нее нос и вздрагивая плечами, залилась монотонным плачем.

— Ася, что случилось? Где Ирина? Где Виктор?

— Виктора нет, а Ирина побежала за врачом. Я хотела позвать жильца, а он сказал, чтобы я убиралась. Я так боюсь…

Василий Иванович сидел у постели жены. Его руки бессильно свисали между колен. Волосы Марии Петровны разметались по белой подушке. Она дышала с хрипом; одеяло резко поднималось и опускалось; на нем виднелось большое темное пятно.

Кира беспомощно стояла у кровати, сжимая в одной руке бутыль с молоком, а в другой хлеб. Василий Иванович медленно поднял голову и посмотрел на нее.

— Кира… — сказал он безразлично, — молоко… подогрей немного… может быть, это ей поможет.

Вы читаете Мы - живые
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату