Чисвикские ведьмы

Уилл пожал плечами:

– Ты сам был виноват. Я предупреждал тебя. И не один раз. Я говорил, чтобы ты отправлялся домой.

– Я был убит, – пробормотал Тим. – Я умру.

– Мы все умрем. Это неизбежно. Закон объективной реальности.

– Но я умру в будущую пятницу. Именно я! И мне не до объективности!

– Ты не умрешь в будущую пятницу. Поэтому я и вернулся из прошлого в сегодня. Мне было надо привести тебя в этот паб и рассказать это тебе.

– Значит, я не умру в будущую пятницу?

– Нет, – уверенно ответил Уилл. – Не умрешь.

– О, какое счастье… – Тим вздохнул с нескрываемым облегчением. – Тогда все прекрасно. И мне это снова нравится. Продолжай.

– Сперва пойди и принеси еще пива.

– Ты прав.

Через минуту Тим вернулся с двумя кружками.

– Так что там было дальше? – спросил он, поставив пиво на стол.

– Много всего… – Уилл отхлебнул из кружки. – Много-много-много всего разного.

И он продолжал.

В голове Уилла теснились воспоминания, но эти воспоминания принадлежали не ему. То есть до известной степени это были его воспоминания, поскольку они теснились в его голове. Но эти воспоминания достались ему, можно сказать, по наследству. Они не имели отношения к его собственным мыслям и не следовали его собственного опыта. В итоге…

Он оказался в девятнадцатом веке. Одного этого обстоятельства было достаточно, чтобы ошеломить. Или даже оглушить. Или вызвать достаточно сильное потрясение.

Дело было даже не в том, что его отбросили на булыжную мостовую могучие копыта несущихся во весь опор лошадей. В конце концов, он просто приложился затылком и отделался парой синяков.

Нет. Дело было совсем не в этом. Опасность уже миновала, а Уилл сидел – оглушенный, потрясенный… Прежде всего запахами, которые буквально ударили ему в нос.

Побудив за этот самый нос схватиться.

Но поздно. Голова пошла кругом, на глазах уже выступили слезы.

Девятнадцатое столетие ужасно сильно пахло. Вернее, просто ужасно пахло. Век двадцать третий почти полностью избавился от запахов. Естественные запахи тела давно перестали осложнять людям жизнь – благодаря многочисленным маркам суперэффективных дезодорантов, чьи производители даже выкупили у церкви право на религиозную деятельность. Предохраняющие упаковки не давали пище портиться, а по извлечении пища испортиться просто не успевала. С прочим справлялась обширная система утилизации отходов. Да, кислотные дожди стали весьма распространенным явлением. Но в такую погоду нормальные граждане сидят дома, а если нормальному гражданину все-таки потребуется из дома выйти, он выйдет в противохимическом костюме, и запах дождя будет беспокоить его так же мало, как и все остальное. Но в девятнадцатом веке все было иначе.

Уилл сидел на куче конского навоза.

Вернее, Уилл сидел на куче конского навоза секунду назад.

Потому что Уилл уже вскочил с кучи конского навоза, по-прежнему зажимая нос пальцами правой руки и неистово размахивая левой. Потом ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы определить свое местоположение в пространстве и времени. Но когда ему это удалось… как только ему это удалось…

– О! – простонал Уилл – О!

Он был на улице викторианской эпохи. А именно – на Уайт-чейпл-роуд. И если бы запаха конского навоза оказалось недостаточно, чтобы свалить с ног, с этим справились бы другие запахи, запашки, ароматы, неведомые и нездоровые, а также не менее многочисленные и сильные звуки и краски. Это могло сразить наповал. В буквальном смысле слова.

Уилл поморгал, потом огляделся по сторонам. Ох, ничего себе… Столько запахов (и большинство из них весьма неприятные), столько шуму, столько движения… Вернее, возни и суеты. Все куда-то спешат. Уилл никогда еще не видел, чтобы люди так спешили. Похоже, все они были чрезвычайно заняты. Пешеходы толкали друг друга локтями, повозки на высоких колесах, запряженные лошадьми, с грохотом проезжали мимо – вернее, проносились. Во времена Уилла – прежние времена Уилла – люди ходили медленно, трамвай ездил медленно, все двигалось медленно. Но здесь…

Уилл прижался к стене, украшенной множеством разноцветных афиш. Одна возвещала, что В Мюзик- холле «Электро-Альгамбра»[36] на Стрэнд Литтл Тич исполняет свой неизменно популярный «Танец Большого Сапога», к восторгу ценителей всех классов». Другая приглашала в «Цирк-Фантастик графа Отто Блэка, на Карнавал Диковин, Одиссею Причуд, Феерию Странностей». И еще множество плакатов, расписывающих достоинства различных сортов табака, столов и табуретов, труб и трубок – подзорных, курительных, деревянных, стеклянных и медных, новомодных костюмов и лечебных вод. А также автомата под названием «джентльмен-на-службе-у-джентльмена».

Стараясь дышать неглубоко и осторожно, чтобы не потерять сознание, Уилл разглядывал людей, которые бежали и спешили мимо и навстречу с чрезвычайно озабоченным видом. Все были субтильны. Как и сам Уилл. А некоторые были даже более тощими, чем он. Вот кого можно было назвать ходячими скелетами. Осунувшиеся, с заострившимися острыми скулами и горящими глазами в глубоких провалах глазниц, одетые в жалкие обноски – но, несомненно, викторианской эпохи. Но это были торговцы. Значит, им было что продать? Уилл прислушался. И впервые, сквозь шум, услышал