легендарные Голоса Старого Лондона.
– Два – на – один, два – на – один, в самый раз для вас, мой господин.
– Башмаки без подошвы, носки без пят, налетай все подряд!
– А кому стружки-опилки, ржавые гвозди и ржавые вилки! – Вот глина в ведерке с соседней горки!
– Воздух в пакетах, воздух в пакетах, покупай, дешевле нету!
Легендарные Голоса Старого Лондона. Уилл тряхнул головой, словно на ее долю сегодня не хватило
Пока же он глядел на уличных торговцев, на прохожих – а также пробегающих и проносящихся мимо – и время от времени встряхивал головой. Потом он улыбнулся.
Он в прошлом. Взаправду.
– Сэр?
Уилл оглянулся. На него смотрел маленький оборванный парнишка.
– Сэр? – повторил парнишка.
Уилл все еще держался пальцами за нос.
– Ждо эдо? – спросил он. И сам себе ответил: – Чудо.
– Чудо? – спросил парнишка.
– Чудо, – подтвердил Уилл. – Я общаюсь с человеком викторианской эпохи.
Парнишка бросил на Уилла взгляд, исполненный недоумения. Потом еще один, столь же недоуменный. Наконец, уставился на Уилла – еще более недоуменно. Лицо у малыша было ужасающе грязное, а между носом и верхней губой красовалась засохшая козявка.[37] Одет он был в потрепанную курточку из синего полотна и не менее потрепанные плисовые штанишки, которые держались на нем только благодаря веревке, заменявшей брючный ремень. На тощей шее парнишки красовался пестрый платок.
– Чудо? – переспросил парнишка. – Я видел, как вы появились, сэр. Чтоб мне лопнуть, если я лгу. Вы свалились прямо с кеба. Вы из Воздушной кавалерии?
Выговор паренька очаровал Уилла. Наверно, это и есть кокни, Уилл уже слышал подобный акцент, когда смотрел передачи по каналу «Классика». Так изъяснялся самый великий мастер диалекта большого города из когда-либо живших, легендарный и незабвенный Дик ван Дайк.[38]
– Я…
Уилл осекся. Слишком грандиозно и слишком отвратительно. А когда чего-то слишком много, это вызывает ощущение
Да, в самую пору завопить от восторга. Но Уилл, хотя и с трудом, сдержался.
– Я не из Воздушной кавалерии, – ответил он. – Я… хм… просто путешественник.
– Я вас видел, – повторил парнишка. – Видел, как вы упали с неба.
– Я переходил улицу, – объяснил Уилл. – И нес кресло.
– Вы умеете летать. Я вас видел, сэр. Возьмите меня к себе. Я буду вам служить верой и правдой, Господь мне свидетель. А скажете «нет» – мне станет не мил белый свет. Я буду вам чесалки натирать, руки целовать и…[39]
– Прошу тебя, ступай куда-нибудь. Ступай, вымойся хотя бы… – он махнул рукой. – Я всего лишь путешественник, и только.
– Откуда вы, сэр? Из Индии? Из Америки? Трубы у вас что надо, это уж точно, – и он пощупал брюки Уилла.
– Трубы? – повторил Уилл. – Вообще-то, это брюки… Выражение из рифменного сленга кокни. Точно.
– Дайте пенни, сэр, – оборвыш продолжал тянуть Уилла за штанину. – Вы говорите как джентльмен, значит, вы джентльмен. Провалиться мне на этом самом месте, если это не так. Дайте хоть пенни, а лучше два. Я сегодня не ел, и мой желудок поет песни.[40]
– У меня нет денег. – Уилл мягко, но решительно освободил брючину. – Там, откуда я прибыл, пенни не бывает.
– Если у вас только валюта, могу обменять. Посчитаю на «бэббидже», все честно.
– На… «бэббидже»? – очень осторожно переспросил Уилл, боясь неправильно произнести это слово.
– Ага. Он у меня в кормушке, – малыш запустил ручонку в свой карман и выудил маленький латунный предмет.[41]
Карманный калькулятор.
– Ох! – На этот раз Уилл не сдержался. – Дай-ка посмотреть.