потому порой неразумного мужчину. Как любая мать, она была готова простить ему многое и сквозь пальцы смотрела на некоторые его поступки. Но прощать — не значит не замечать.
Граф резко поднялся, подошел к камину и принял свою любимую позу, облокотившись на мраморную плиту. Подняв брови, он пытался дать матери знак, что она говорит лишнее. Та, казалось, ничего не замечала.
Зато Кэтрин ощутила непонятное волнение. В принципе эта безмолвная борьба между матерью и сыном ее должна была бы позабавить. Но ей стало жаль Фрэдди. Страшно даже представить, что он пережил, узнав о предательстве и жены, и собственного отца! Впрочем, это ни в коем случае не оправдывает его действия по отношению к ней самой и детям.
— И что же побудило тебя вдруг раскрыть перед Кэтрин самую неприятную и грязную страницу нашей семейной истории? — спросил граф, стараясь за дерзким тоном скрыть боль, которую причинила ему мать.
— Я сделала это только для того, чтобы немного освежить твою память, Фрэдди, — спокойно ответила Мириам. — Может быть, это поможет тебе понять, каково будет твоим детям, если ты и дальше будешь продолжать в том же духе. Именно о них, пойми, а ни о ком-то другом я сейчас думаю. Мелисса помолвлена, и скоро состоится ее свадьба. Джереми уже женат и очень счастлив. Возможный скандал угрожает прежде всего невинным детям, которых мы все вроде бы любим. Попробуйте представить себя на месте Роберта, услышавшего, как его маму называют шлюхой! А что будет с Джули. Ты, конечно, сможешь при своих деньгах подобрать ей мужа, Фрэдди, но уважение и душевное спокойствие купить нельзя. Такие раны остаются надолго, тем более что всегда найдется желающий напомнить об этом. Не исключено, что шепот за спиной будет преследовать Роберта и Джули всю жизнь.
Графиня посмотрела на своих слушателей. Те опустили глаза.
— Неужели кто-нибудь из вас желает этого детям, которых вы любите?
Кэтрин заметила, что ладонь графини лежит на ee руке. Фрэдди смотрел на мать и вспоминал, каким он был наивным, не знающим цинизма юношей двенадцать лет назад.
— И если вы думаете о своих детях, — продолжили Мириам, расценив молчание как добрый знак, — то кто-то из вас должен взять на себя заботу о них, а другой — не мешать этому. Нет, Фрэдди, — опередила она злой вопрос, мелькнувший в глазах сына, — я не строю из себя царя Соломона. И я не предлагаю вам поделить Роберта и Джули. Они — брат и сестра и должны расти вместе. Хорошенько подумайте над тем, что я вам сейчас скажу, дети мои, — произнесла она почти торжественно. — У Фрэдди есть деньги, влияние, титул. — Графиня начала загибать пальцы. — Роберт и Джули могут и должны унаследовать это.
Кэтрин испуганно встрепенулась, и Мириам нежно погладила ее руку.
— Кэтрин любит этих детей, как никто из нас. Только благодаря ей мы не потеряли Джули. А ведь было время, когда вся наша семья и ты, Фрэдди, считали ее почти чужой. Кэтрин нужны были только ее дети, она даже не сообщила тебе о Роберте, хотя ей пришлось многое пережить. — На этот раз тревожно вздрогнул граф. — Это многого стоит и не надо забывать об этом.
На несколько секунд в гостиной воцарилась напряженная тишина.
— Выход есть. И вы должны его хорошенько обдумать, каким бы неприемлемым он вам сейчас ни казался.
Две пары глаз с тревогой и надеждой смотрели на Мириам.
— Ты, Фрэдди, должен позаботиться о том, чтобы твои дети стали полноправными членами общества. — Напряжение возросло еще больше. — Но дети еще должны иметь семью, родителей, чувствовать себя любимыми и желанными.
Мириам улыбнулась самой лучезарной из своих улыбок и вынесла приговор, от которого вздрогнули ее молчаливые слушатели:
— Вы должны пожениться!
— Ну уж нет!
— О Боже, нет!
Графиня еще раз улыбнулась и направилась к двери.
Глава 18
— Что же ты все-таки за человек, Кэтрин? — задумчиво произнес граф, когда графиня, шелестя юбками, ушла и оставила их одних. — Что за загадка скрывается в тебе? Почему даже моя родная мать встала на твою защиту, не говоря уж о детях, которые целиком на твоей стороне?
Он стоял, небрежно облокотившись о камин, стараясь выглядеть спокойным и даже веселым. Но от Кэтрин не утаился тщательно скрываемый страх в его зеленых, как морская вода, глазах. На щеках его заиграли желваки.
— Я просто обыкновенная женщина, милорд. — Кэтрин поднялась и одернула юбку. Она примчалась в Лондон в траурном платье, в котором ходить в доме Монкрифов было бы неприлично. На ней сейчас было надето платье Мелиссы, а оно было ей коротковато. Но будь Кэтрин разодета как герцогиня, она все равно бы чувствовала себя неуверенно в присутствии Фрэдди. Почему-то его нарочитая бесстрастность вызывала у нее воспоминания о тех моментах, когда он был далеко не так холоден с ней. Она вспомнила солнечный зимний день Мертонвуде, когда они, веселые и возбужденные, словно дети, играли в снежки. Как весело они оба хохотали тогда, бросая друг в друга блестящие снежные комочки и уворачиваясь от них. На смену этой пришла другая картина: Фрэдди в ее спальне подкладывает поленья в почти погасший за ночь камин, и вдруг из-под дров показывается любопытный носик полевой мышки. Кэтрин взвизгивает и отпрыгивает в угол кровати. Испуганная мышка бежит по рукаву Фрэдди. Он хохочет, затем привычным жестом поправляет сбившиеся на лоб волосы и, сделав вид, что поймал мышь у себя на груди, возвращается в постель. Странная вещь — память. Как весело и хорошо было им тогда! Как больно сжимается сердце, когда вспоминаешь об этом сейчас.
— Нет, не обыкновенная, — произнес граф и заглянул ей в глаза. — Иначе я бы не стоял сейчас здесь, размышляя о женитьбе ради детей, которых я почти не знаю. — Он криво улыбнулся. — Нет, ты не такая простая.
— Простая — не значит простушка, Фрэдди. И ради Бога, не говори больше о своих неожиданно вспыхнувших отцовских чувствах. Мы перешли уже свой Рубикон. Я уверена, что тобою движет не любовь к детям, а желание отомстить мне.
— Пусть будет так, — улыбнулся он. — И все-таки лучшего решения, чем то, которое так красноречиво обрисовала моя матушка, похоже, действительно нет. Жаль, что женщины не могут заседать в палате лордов. Она могла бы дать много полезных советов правительству. — В шутке звучало гораздо больше сарказма, чем юмора. Фрэдди было явно не до веселья. Он покачал головой, будто удивляясь мудрости женщины по имени Мириам Латтимор, затем взглянул на Кэтрин и пожал плечами. — Если у тебя есть какие-то иные предложения, то самое время рассказать о них. Девичья сдержанность в данном случае не самая лучшая вещь.
— Вы забыли, что я уже давно не девица, милорд. И уж тем более я не такая дура, чтобы, имея с вами дело, полагаться на девичью скромность. Скорее потребуется кинжал или копье.
— Значит, мы достаточно успели узнать друг друга. Поверь, я тоже теперь хорошо знаю, сколь опасно недооценивать твои способности.
— Неужели мы должны все время наносить друг другу уколы?
Сам вопрос, а еще больше сожаление, прозвучавшее в ее голосе, озадачили Фрэдди. Такая глубина и теплота были в ее глазах, что он удержался от язвительного ответа и шутливого, развязного тона. Он молча посмотрел на нее. Она стояла перед ним утомленная, с припухшими от бессонной ночи глазами, в платье с чужого плеча, но все равно красивая и притягательная. И все-таки есть в ней какая-то тайна. Разве могла другая так решительно броситься в пургу? А жить целый год, работая день и ночь не покладая рук, и ни разу о себе не напомнить? Он никогда не думал, что женщина может обладать столь сильной и целеустремленной волей. Разве не загадочно то, что она не только решилась родить внебрачного ребенка, но и гордилась им, была уверена, что поступила правильно, и готова отстаивать свою правоту?
— Ты так и не ответила на мой вопрос, — напомнил он. Фрэдди отошел от камина, сделал несколько бесшумных грациозных шагов по дорогому ковру и подошел почти вплотную к Кэтрин.
Кэтрин пристально посмотрела на него и — в который уже раз! — подумала о том, что она знает почти каждый дюйм его тела и почти ничего о нем самом. Лишь сегодня, да и то от Мириам, она узнала одну из
