тайн его жизни. Что еще скрывается в его прошлом? Чего он хочет в будущем? Он так же упорно скрывает от посторонних свою жизнь, как скупец свои сокровища. Но что бы ни задумал этот человек, он обязательно этого добьется, если не прямыми действиями, то благодаря упорству и умению ждать. Это она знала наверняка.
Фрэдди изменился за последний год. Похудел, лицо его от этого немного вытянулось. Вокруг глаз появилось множество морщинок, а губы сделались прямее и тоньше. Кэтрин, преодолевая нестерпимое желание провести рукой по его груди, сделала шаг назад. Фрэдди подумал, что она просто не хочет стоять близко к нему, и нахмурился.
— Я самая обыкновенная, — повторила Кэтрин. — Как и всем, мне хочется жить спокойно. И я хочу жить так, как считаю нужным. Мне не нужно каких-то особых привилегий, но я никому не позволю помыкать собой. Мне нравится желтый цвет. Я не умею рисовать и не слишком хорошо танцую. Да, еще я не умею и не люблю шить, я даже не могу как следует заштопать свою одежду. Самое дорогое, что у меня есть сейчас, — Роберт и Джули. Вот такая я. Ты узнал, что хотел, Фрэдди?
Вместо ответа граф шагнул к ней и привлек к себе. Кэтрин напряглась и резко подняла голову, но встретившись с его глазами, вырываться не стала. Он смотрел на нее с грустью и мольбой. Видит Бог, этот тигр не был таким уж хищным!
— И я тоже хочу мира, Кэтрин, и дорожу своей свободой. Еще я пытаюсь помочь другим живущим в этом мире и уже нашел свой способ. Люблю книги, музыку и умные беседы. Из цветов предпочитаю небесно- голубой. Рисовать даже никогда не пытался, а вот танцую неплохо и практику в этом деле имел большую. Шить не умею, и когда моя рубашка приходит в негодность, я ее просто выбрасываю. — Фрэдди улыбнулся, кончиками пальцев приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. Кэтрин не стала вырываться: глупо сопротивляться, когда уже угодила в лапы к тигру. — Теперь ты знаешь обо мне гораздо больше, чем многие из моих друзей и близких. Ты удовлетворена?
Она осторожно выскользнула из его объятий и, заметив взгляд Фрэдди, направленный на ее руки, с удивлением обнаружила, что ее пальцы сжаты в кулаки.
— Это ничего не меняет, милорд, — произнесла она, с трудом выговаривая слова. — Я не принимаю это предложение.
— Вот уж никогда не думал, что после того, как двенадцать лет я бежал прочь при одном намеке на свадьбу, буду умолять кого-то выйти за меня замуж! — с неподдельным удивлением сказал Фрэдди. — Но давай поступим так: скажи, что тебе во мне больше всего не нравится, а я честно отвечу, смогу ли исправиться. Пойми, я не отдам тебе детей! Как я понимаю, ты тоже. Что еще, кроме брачных уз, может удержать нас от ненужной борьбы? Предложи иной вариант, и я покорно, как марионетка, сделаю то, что ты захочешь.
Последние слова он произносил, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не перейти на крик.
— Самый лучший выход, который я могу предложить тебе, — это оставить меня и моих детей в покое. — Она разжала кулаки и, положив ладони на бархатный пояс юбки, с надеждой в голосе продолжила: — Ты сможешь время от времени приезжать к нам в гости.
— А как, по-твоему, я объясню лондонскому обществу тот факт, что дети богатого и влиятельного графа Монкрифа проживают в какой-то дыре?
Дыре? Кэтрин с трудом сдержала готовую уже сорваться с губ гневную отповедь. Да домик Берты — одно из лучших мест, которое она видела в своей жизни. Конечно, это не такое большое и шикарное жилище, как графский дом в Мертонвуде, но ей и детям места там вполне хватало.
— Тогда сам выбери подходящее, на твой взгляд место, Фрэдди. Купи небольшой дом.
Больше всего выводило из себя графа то, что она прямо светилась при мысли о том, что можно разрешить ситуацию, не выходя за него замуж. Неужели брак с ним действительно так неприятен этой женщине?
— Послушай меня, маленькая милая чудачка. — Фрэдди склонился еще ближе к ней. Кэтрин почувствовала его дыхание на своей коже и так резко подняла голову, что чуть не разбила ему нос. Во избежание нового удара, он сжал непокорную голову в своих огромных ладонях. — Предлагая это, ты не учитываешь одной немаловажной детали, Кэтрин. Мои дети не имеют какого-либо законного статуса. С точки зрения закона они незаконнорожденные изгои. Изменить это можно, лишь поженившись. В этом случае Джули со временем станет не только одной из самых красивых, но из самых знатных и богатых невест Англии, а Роберт, помимо всего прочего, унаследует графский титул.
— А мне казалось, что твоим наследником является Джереми?
— Да какой он наследник, если у меня имеется замечательный сын! Подумай, Кэтрин. Если ты действительно так любишь детей, ты должна делать прежде всего то, что пойдет на пользу им.
— Это напоминает шантаж.
— Ты говорила, что способна на все ради моих детей. Собственно, ты уже доказала, что способна на жертвы во имя их. Дело во мне? Так есть ли более надежный способ извести меня, чем стать моей женой?
Он улыбнулся, и Кэтрин на этот раз не поняла, скрывается ли за этой улыбкой раздражение или он искренне готов посмеяться и над собой. Захотелось проверить.
— Так речь идет о жертве? — как бы раздумывая произнесла она, одновременно отходя в противоположный угол комнаты, — прикоснуться к графу сейчас было никак нельзя. Слишком сильное и странное воздействие оказывает на нее каждое такое прикосновение. — Что ж, стоит подумать. Но женитьба, милорд… Мне до сих пор представлялось, что это нечто достаточно постоянное.
— Я тоже так думаю.
— Значит, ты готов отказаться от многих своих привычек?
Кэтрин, задав этот вопрос, сама удивилась не меньше графа. Конечно, она думала о том, как могла бы сложиться их с Фрэдди семейная жизнь, но она не собиралась говорить об этом вслух.
— С чего это вдруг мне придется от чего-то отказываться? — сухо поинтересовался он, полагая, что и так дает немало, предлагая женщине стать графиней и разделить с ним состояние.
То, как она посмотрела на него, не предвещало ничего хорошего. К тому же на лице Кэтрин появилась та самая улыбка, за которой, как он уже знал, неизбежно последует точный удар.
— Я готова согласиться с тем, что идея нашей женитьбы достаточно разумна. Только вот похоже, что жертвовать при этом предлагается только мне. Ты же, как и хотел, получаешь детей и спокойно продолжаешь жить точно так же, как и до этого.
Она наглядно представила Фрэдди, кутящего то в одном, то в другом злачном месте Лондона, а затем приезжающего домой в пропахшей женскими духами одежде и приветствующего ее и детей с веселой равнодушной улыбкой. Сердце неприятно кольнуло.
— Неужели ты не понимаешь, что появление в доме этого маленького чертенка и крошечного сына уже во многом изменит мою жизнь?
В вопросе слышалось искреннее недоумение.
— Со мной они вели себя вполне нормально. А вот с тобой… Ты почему-то вызываешь у людей неприязнь, они при тебе словно теряют все хорошее, что у них есть. — Граф помрачнел, и Кэтрин поняла, что несколько перегнула палку. — Мне хотелось бы знать, ты говоришь о настоящем браке или формальном?
— Конечно, о настоящем, — сухо ответил он, понимая, что означает блеск, вспыхнувший в ее темных глазах, — если ты имеешь в виду супружеские права и все, что с этим связано.
То, что он пойдет на некоторые уступки, Кэтрин не сомневалась. Вопрос заключался в том, сколь сильно он на самом деле любит детей и от чего готов отказаться ради них.
— Да, именно это. — Она посмотрела ему в глаза. — Таким образом, единственной, кто должен чем-то пожертвовать ради великой идеи, остаюсь все-таки я, милорд? Разве это справедливо?
Фрэдди вдруг захотелось убежать, куда глаза глядят. Он понимал, что Кэтрин права и сейчас пытается накинуть оковы и на него.
— Никогда не думал, Кэтрин, что брак и справедливость для тебя несовместимые понятия. — Она хмуро посмотрела ему в лицо.
— Чтобы они действительно не стали таковыми, я настаиваю на подписании нового контракта.
— Назовите ваши условия, мой достойный партнер, — попытался отшутиться граф, но это ему плохо
