— Спасибо, — сказал мичман, глядя куда-то в сторону.
Нуку вздохнул. Он снова увидел себя молоденьким лейтенантом. Мичман сопровождал его. Было начало осени. В помещении склада, куда они вошли, стояла духота. Он тогда поставил чемодан у двери и достал сигареты. А мичман вежливо объяснил ему, что курить здесь не следует, не то можно взлететь на воздух и превратиться в ангелочков. Нуку решил, что мичман конечно преувеличивает, чтобы произвести на него впечатление. Но тот пригласил его в кабинет и показал на массивную пепельницу, изготовленную из гильзы зенитного снаряда. Различать калибр и типы снарядов и имущества он научился позже. В толстых книгах учета он тоже не сразу научился ориентироваться…
— А вот и наш хлеб, — сказал ему мичман, извлекая из шкафа толстый, по формату напоминающий ватманский лист журнал учета в массивной обложке. Когда журнал открыли, он едва поместился на столе. — Сюда мы записываем все, что имеется в наличии. Ни один патрон, ни один снаряд нельзя выдать прежде, чем мы оформим на него акт и занесем в журнал.
Мичман научил Нуку содержать в порядке эти запутанные акты, фиксировать в основном журнале приход и расход материалов, разбираться в наименованиях, которые не имели ничего общего с военно- морскими терминами.
— Вот здесь опись, — сказал мичман, возвращая Нуку в сегодняшний день, и открыл третий журнал. — Мне жаль, что вы от нас ушли.
— И мне жаль расставаться с вами, — сказал Нуку.
— Подпишите здесь.
— Желаю вам хорошо сработаться с моим преемником…
— Я подчеркнул красным наличие на момент подписания акта, — пробормотал мичман, пропуская мимо ушей слова, сказанные Нуку, но через какое-то мгновение заметил: — Хоть бы он, ваш преемник, разбирался в работе…
— Можно подумать, что я в чем-то разбирался, когда пришел к вам. Научится. Имея такого опытного помощника, как вы, это нетрудно.
— Я думаю о ребятах. У нас здесь противопожарные средства. Помните, как вытек уайт-спирт из бидона?
— У меня тогда душа в пятки ушла. Если бы вы не выбили оконное стекло…
— Другого выхода не было. Достаточно было одной искры, и все взлетело бы на воздух. Странно, — заметил мичман, — столько разных случаев приходит на ум, а раньше я и не вспоминал о них. Помните, как вы вовремя подперли плечом ящик с динамитом, который чуть не соскользнул с электрокара. А тот водитель электрокара сразу и не понял, в чем дело.
— Плечо потом болело две недели.
— А помните тот ужасный ливень, когда вода попала в бункер. Мы целую ночь ведрами воду вычерпывали. Три года, товарищ старший лейтенант, и вот так внезапно уходите. Подпишите вот здесь. Это для отчетности: ведь завтра комиссия. Я бы попросил вас еще раз зайти, если позволят дела на корабле. А у нас все в порядке, поэтому никаких затруднений не будет, уверяю вас.
Пуку положил свою руку на руку мичмана, лежавшую на раскрытом журнале, и сказал:
— Я уверен, что никаких затруднений не будет.
Пуку пришел домой, когда Амалия должна была находиться в школе. Он сунул ключ в замочную скважину, но не успел повернуть его, как дверь распахнулась и Амалия, словно ребенок, бросилась ему на шею:
— Пуку, как хорошо, что ты вернулся!
Она обняла его как дорогого гостя, проводила в комнату, усадила в кресло и, опустившись на колени, принялась расшнуровывать ему ботинки.
— Амалия, ты что? — запротестовал Нуку.
Она на секунду подняла голову и, с нежностью заглядывая ему в глаза, сказала:
— Я имею на это право, мой любимый. Ты вернулся из плавания. Я так тосковала по тебе!
Она опять нагнулась, и он прижался губами к ее теплому; слегка загорелому, покрытому золотым пушком затылку.
— Не глупи. Имей терпение. Ох уж эти шнурки…
— Это потому, что ты не дала мне разуться в прихожей. Ты что, не идешь в школу? У тебя нет уроков?
— Почему нет? Есть. Я уже собиралась одеваться. Но теперь останусь с тобой. У Дойны Попеску окно, вот я и попрошу, чтобы она провела вместо моих уроков занятия по английскому. Сейчас позвоню директору и скажу, что у меня уважительная причина…
— Хорошо. Пока ты будешь звонить, я приму душ.
Он вошел в ванную и, раздеваясь, невольно услышал, как Амалия совершенно другим голосом разговаривала с директором школы. Нуку улыбнулся: «Ну и актриса она у меня!»
— …Да, товарищ директор. Прошу понять меня… Именно такое, что нельзя отложить…
Нуку включил душ. Холодные струи воды обрушились на грудь, на лицо, обгоревшее на солнце и пропитавшееся морской солью. На мгновение у него возникло ощущение, будто на него опрокинули бочку воды. Он зашатался в поисках точки опоры и вдруг осознал, что же такое морская служба.
Выйдя из ванной, он увидел, что Амалия сидит в кресле, ожидая его. Он опустил на окнах жалюзи. В комнате воцарился полумрак. Амалия протянула к нему руки, обняла его и прошептала:
— Я так соскучилась по тебе!
Нуку поднялся с дивана, включил магнитофон. Полифоничная оркестровая музыка, переходящая из одной тональности в другую, отгоняла сон. Нуку почувствовал себя бодрее. Он закурил и глубоко вздохнул, уловив в воздухе легкий аромат духов Амалии.
— Сделай потише! — крикнула она из ванной.
— Ты что там делаешь? — спросил он, выключив магнитофон.
Она появилась в дверях ванной уже одетая, готовая идти в школу — в голубом платье свободного покроя с короткими рукавами, стянутом в талии широким поясом. В руке она держала массажную щетку, которая у Нуку всегда вызывала смех.
— Пойду в школу. Я обещала провести два последних урока. Не хочу злоупотреблять добротой директора: он и так пошел навстречу…
Слегка наклоняя голову набок, она принялась расчесывать волосы.
— В твое отсутствие у меня было культурное мероприятие: мой коллега Джеорджеску-Салчия опубликовал рассказ и пригласил нас отпраздновать это событие.
— Серьезно? Заседание литературного кружка или вечеринка? А я-то думал, что тебя окружают лишь угрюмые учителя предпенсионного возраста.
— Разве для того, чтобы писать рассказы, нельзя быть угрюмым стариком предпенсионного возраста?
— Этот… Джеорджеску-Салчия… Я слышал в прошлом году, как он рассказывал о творчестве Эминеску и читал его стихи. Мне он не показался ни угрюмым, ни стариком предпенсионного возраста…
— Он, допустим, не такой, а учитель философии и старик, и угрюмый.
— Тогда извини. Ну и как же прошло мероприятие?
Амалия опять исчезла в ванной. Вернулась она с металлическим флаконом лака для волос и маленьким зеркалом с ручкой, еще раз осмотрела прическу.
— Это была не вечеринка, а скорее заседание литературного кружка. Ты что, обиделся?
— Я? А чего мне обижаться?
— Не говори так громко. Услышат соседи, подумают, что мы ссоримся.
Нуку глубоко вздохнул. Он хотел поговорить спокойно. На что ему обижаться? Не на что. Он сам говорил, чтобы она не сидела целыми днями дома, а чаще ходила в кино, к подругам…
Нуку надел халат и начал вышагивать по комнате, засунув руки в карманы.
— И много там было народу? — спросил он, стараясь казаться безразличным.
— Человек восемь. Да, точно восемь. Дойна Попеску с мужем, Адам, учитель философии, две дамы
