Дальше до проспекта Большевиков мы ехали без приключений.
Петя даже не хотел брать с нас деньги, с трудом уломали. Может, ему адреналина не хватает?
- Как тебя зовут-то? - спросила я, вылезая из машины, и истерично засмеялась, услышав в ответ: «Петя».
В подъезд мы зашли, продолжая нервно хихикать. А вот в лифте я смеяться перестала, толкнула Свету к стене и зашипела прямо в лицо, благо росту хватило:
- Ну как, довольна? «Мы их собьем со следа», да? Из дома выйти не успели - и вот, пожалуйста. А если хочешь знать... - тут я ей выложила про телефонный звонок, предупреждавший меня об опасности.
Света открыла рот, чтобы ответить, но тут лифт остановился, створки разъехались. А из квартиры, лучась радостью, уже выглядывала Марья Петровна - наверно, увидела нас из окна.
- Ну наконец-то, девочки! - всплеснув руками, она бросилась нас обнимать, словно мы не виделись лет пятнадцать, хотя я была у нее в гостях пару недель назад, а Свету она вообще увидела впервые в жизни.
Снимая обувь в тесной прихожей, где даже аромат пирога не мог перебить запах лежалой пыли и кошатины, Света больно ткнула меня локтем в бок и зашипела в ответ:
- Неужели ты такая дура, что думаешь, будто я во всем этом виновата? Думаешь, если бы я к тебе не приехала, ничего не было бы, да? А я подумала, ты умнее. Дело не во мне и не в тебе, а в этих чертовых побрякушках, которые настоятельно кому-то понадобились.
- Тебе тоже понадобились эти, как ты говоришь, чертовы побрякушки. Или я ошибаюсь?
Света надулась и не ответила. Ну что ж, вольному воля, а спасенным - рай.
За чаем Марья Петровна, одетая в связи с торжественным случаем в парадное вишневое платье, старательно пытала Свету, радуясь возможности исследовать семейную терра инкогнита. Я столь же старательно поедала пирог, отпихивала ногой линючую приставучую кошку Мыру и прикидывала, как лучше начать ответные расспросы. Коронное блюдо Марьи Петровны недаром носило грозное название «Смерть гостям». На самом деле большой круглый пирог состоял из множества соединенных вместе крохотных пирожков с разными начинками. Отрезав ломоть, можно было получить вполне пристойное соединение яблок, кураги и лимона, либо совершенно неудобоваримое сочетание, к примеру, капусты и варенья. Обнаружив в своем куске рис, морковку и орехи, я не выдержала и пошла ва-банк:
- Марь Петровна, мы тут вам одну штучку хотим показать.
Ошарашенная Света, под носом у которой я пощелкала пальцами, достала кулон и положила на стол. Марья Петровна взяла его и начала внимательно разглядывать.
- Интересная штучка, - дипломатично заметила она. - И что же?
- Вспомните, может, вы видели что-нибудь подобное? У кого-нибудь из наших? Может, давно?
Марья Петровна снова принялась рассматривать кулон, вертя его и так, и эдак.
- Если мне не изменяет память... - она выжидательно замолчала.
- Ну-ну! - подбодрила я.
- Кажется, я видела что-то похожее у кого-то из Васиных сестер. Только тот был желтенький. У Тони? Нет, у Варвары. Или, все-таки, у Тони? Не помню, хоть убей. Помню черное шелковое платье с большим кружевным воротником, ну, так в пятидесятые модно было. И кулончик этот в вырезе. Он такой странный был, как и этот, - Марья Петровна поправила сползшие на кончик носа очки и пощелкала ногтем по ушку. - Я еще спросила, почему ушко такое, наверно, царапает. Но вот кто же это был?
Она пригорюнилась. Еще бы! Память, которой она так гордилась, взяла вдруг и подвела.
Звонок хлыстом ударил по нервам, я вздрогнула, пролила чай и хотела закричать: «Не открывайте!», но Марья Петровна уже спешила к двери. Это оказалась всего-навсего соседка. Пока старушки долго и нудно обсуждали проблему несправедливо завышенных коммунальных платежей, я лихорадочно обдумывала услышанное.
Антонина, младшая из золовок Марьи Петровны, умерла два года назад, на несколько месяцев пережив единственного сына Леонида. С женой Леонид давным-давно развелся, их трое сыновей, которых я в жизни ни разу не видела, жили в других городах. Насколько мне известно, все они приезжали на похороны, часть имущества забрали себе, часть раздарили или выбросили. Безнадежный вариант.
Варвара, которой недавно стукнуло восемьдесят три, пребывала в глубоком, безнадежном маразме. Она жила в Москве вместе с внучкой Светой, той самой, за которую я вначале чуть не приняла мою раннюю гостью. Когда-то Варвара была модной художницей, принадлежала к высшим слоям богемы. Как рассказывали дедушка и Марья Петровна, она была знатной красавицей, хотя сильно портила себя безвкусной одеждой, неумеренной косметикой и обилием дешевых побрякушек. Как знать, кто мог прибрать к руками эти самые побрякушки, дешевые и недешевые? Невестка Катерина? Или внучка?
Света, похоже, думала в том же направлении.
- Не забывай, кулоны эти сто лет назад могли продать, подарить, потерять и так далее, - вздохнула она.
- Марь Петровна, у вас телефончик московский Громовых есть? - спросила я вернувшуюся старушку.
- Конечно, - кивнула она, сгорая от любопытства. - Только вот Варя совсем плохая, ничего не соображает. Если только Светочка...
- Светочка-то мне и нужна, - я повернулась к Свете: - Слушай, я не могу назвать себя слишком богатой...
Та поняла с полуслова:
- Звони. Я тебе куплю карточку.
Я достала сотовый и набрала продиктованный Марьей Петровной номер. Трубку долго никто не брал, потом отозвался тоненький, слегка запыхавшийся голосок:
- Алло?
Я постаралась как можно быстрее и доходчивее объяснить, кто я и что мне надо. Света Громова задумалась.
- Кулон-то я помню, - наконец сказала она с сомнением. - Но вот куда он делся? У мамы его точно нет. Бабушка никогда никому ничего из своих сокровищ не дарила, говорила, что все мне достанется. У нее огромная шкатулка всякой дребедени, целый ларец. Я иногда все вынимаю и ей показываю. Но в последний раз кулона, кажется, не было. Перезвоните мне через часик, я поищу.
- А зачем вам кулон-то? - не выдержала Марья Петровна.
- Видите ли, - неожиданно влезла Света, - я искусствовед. Пишу диссертацию о подобных украшениях. Это особый стиль, очень редкий.
- А-а.. - протянула Марья Петровна, теряя к кулонам всяческий интерес. - Ладно, Светочка, лучше расскажите мне еще про ваших родных. У нас в семье, кроме нас с Оленькой, предками не слишком интересуются, к сожалению.
- Ну почему же, - скромно возразила Света. - Я вот тоже интересуюсь.
В другой момент было бы очень интересно послушать о неизвестных мне генеалогических единицах нашего семейного древа, но сейчас голова у меня была занята совсем другим. С одной стороны, выяснить поскорее судьбу остальных кулонов, если это возможно, и сплавить Светку куда подальше. А с другой... Неприятно признавать, но меня захватил какой-то азарт, что ли. И если бы все эти кладоискательские заботы не были связаны с известным риском, я, наверно, все же присоединилась бы к ним.
Отрезав себе еще кусок пирога, поковыряв его украдкой, чтобы не попасть на очередное странноватое сочетание начинок, я достала из сумки блокнот и карандаш. Нашла чистый лист и выписала в столбик всех семерых отпрысков Андрея Кирилловича Каледина. А затем вычеркнула свою прабабушку Ирину Андреевну, Светиного прадедушку Григория Андреевича и свекра Марьи Петровны Сергея Андреевича. Остались четверо: Ксения, Дарья, Михаил и Дмитрий. И два кулона. Кому из четверых они достались?
У Ксении и Дарьи детей не было. Михаил только официально был женат три раза. Один из его сыновей умер еще в блокаду, другой - год назад. Кроме того у него было несколько внебрачных детей, трое или четверо внуков и уж не знаю даже, сколько правнуков. Дмитрий женился дважды, у него была дочь от первого брака, двое сыновей от второго, двое внуков и двое правнуков. Про мелочь, моих многоюродных племянников, даже не упоминаю. Весьма разветвленный алгоритм. Даже если кулоны остались в пределах
