уверен, что мы сможем договориться, Драко. МакНейр, займи свое место. Всех касается! — окинув взглядом топтавшихся вокруг Пожирателей, прикрикнул он.
Медленно, словно бы нехотя, Слуги Лорда начали расходиться по местам. Я отвернулся и встал лицом к Джинни. Девушка прятала взгляд и сидела неподвижно, но и я не торопился, несмотря на возвращающееся жаркое марево желания, потихоньку вновь заволакивающее мой рассудок. Стоило Лорду обратиться к Макнейру, в моем сознании всплыла картинка появления крестного и то, что он сказал мне. Ведь вся наша надежда была на то, что я окажусь на алтаре — выходит, я чуть было все не испортил? Как можно незаметнее я сунул руку в карман, нащупывая кончиками пальцев гладкую перламутровую поверхность кубика, который принес Северус. Какие там надо было нажать руны? «Эхвайз» в центре на одной грани, и «орбис» и «ибрис» на противоположной, по краям, — кажется, так. Под пальцами на гранях я явственно ощутил, что руны, украшающие их, были не просто нарисованы — их линии были объемными и чуть-чуть, слабенько, но все же ощущались пальцами. Одна беда — мне никогда доселе не приходилось читать какие-либо знаки на ощупь. Говорят, слепые люди — даже маглы! — умеют читать руками, по объемному алфавиту — но я-то не слепой! Наверное, вот так, сходу — и родные и привычные латинские буквы-то распознать Салазар знает как трудно, что уж говорить о рунах!? Оставалось надеяться на удачу. Нащупав центральный квадратик одной из граней, я придавил его — потом обхватил пальцами кубик, удерживая на вдавленном квадрате палец, нащупал два крайних на противоположной грани, нажал… Ничего не произошло, куб оставался в моей руке цельным. Я мысленно чертыхнулся. Каменная тяжесть в паху уже причиняла ощутимые неудобства, времени тоже катастрофически не оставалось — Пожиратели уже почти все заняли свои места, и даже Северус замер черной тенью в середине третьего заложенного прохода. Я рывком перевернул кубик другими гранями, ужасаясь мысли, что по закону подлости нужные наверняка подвернутся последними! К счастью, этого не произошло. Под моими пальцами что-то щелкнуло — и я почувствовал, как одна из граней куба открывается, словно крышечка от шкатулки. Дышать стало немного легче.
Я вытащил руку из кармана — активировать маячок было еще не время, нужно было сперва взобраться на алтарь. Джинни теперь уже сидела на нем с ногами, комкая ворот своей белой мантии и то и дело поглядывая на меня. Страха в ее взгляде уже почти не было — только слабые отголоски в самой глубине глаз. А я вдруг понял, что мне предстоит сейчас раздеться — и не просто раздеться, а раздеться в возбужденном состоянии! — перед целой толпой людей, которых я пусть плохо, но почти всех знал! (О том, что последует за раздеванием, я пока старался не думать). Одно дело толпа незнакомцев — и другое, когда ты точно знаешь, что в ней есть твоя тетка, твоя бывшая любовница, известная и весьма несдержанная особа (Алекто Кэрроу) — и, в довершение всего, двое папаш твоих школьных приятелей! Конечно, вряд ли Крэб и Гойл старшие станут рассказывать своим сыновьям о ритуале — но сам факт…
Словно прочитав мои мысли — хотя почему это «словно»? Именно что прочитав, ведь я и не думал их прятать! — Волдеморт повел палочкой, и произошло то, чего я от него ну никак не ожидал. С потолка, отделяя нас от остальных, будто спустилось туманное облако — оказавшееся тонкой, но пышной полупрозрачной занавеской, образовавшей вокруг алтаря некое подобие полога над кроватью. Золотисто- белая ткань, казалось, светилась собственным светом — я никогда еще не видел ничего подобного. Складывалось полное впечатление, что весь свет помещения собрался сейчас внутри этого «полога». Ощущение было сродни тому, которое испытывает человек, выглядывая ночью на улицу из хорошо освещенной комнаты. За пределами полога не видно было ничего — и это парадоксальным образом создало нам иллюзию уединения! Мерлин Великий, кто бы мог подумать, хотя бы заподозрить у Темного Лорда наличие… такта? А чем еще могло быть проявление такой заботы? Подозреваю, впрочем, что он вовсе и не думал заботиться о наших чувствах, а наверняка преследовал какие-то другие цели — но в тот момент я испытал даже что-то вроде благодарности Волдеморту, как бы безумно это ни звучало.
От мыслей меня отвлекла ладошка Джинни, коснувшаяся моей груди и нежно, будто нерешительно погладившая ее. От этого легкого прикосновения меня мигом бросило в жар. Наконец, решившись, я посмотрел на нее — и едва устоял, чтобы не наброситься на девушку в ту же секунду. Собрав остатки силы воли, я улыбнулся и потянулся к завязкам своей мантии — но Джинни меня опередила. Я не очень знаю, что именно чувствуют девушки в момент возбуждения — наверное, это должно быть и похоже и не похоже на то, что чувствуем мы. Несомненно одно — промедление для нее было так же мучительно, как и для меня. Ее тонкие пальчики чуть заметно дрожали, а в движениях сквозила некоторая нетерпеливость и даже нервозность, но с завязками Джинни справилась в любом случае быстрее и ловчее, чем мог бы я сам. Девушка потянула мантию, стаскивая ее с моих плеч, и хотела кинуть на пол, но остатками рассудка я еще осознавал, что делать этого нельзя. Отобрав у нее свое одеяние, я быстро свернул его и бросил в изголовье алтаря, словно импровизированную подушку. Не знаю, насколько убедительным вышел такой предлог, но ничего лучшего мне в тот момент просто не пришло в голову. Вернувшись взглядом к Джинни, я оперся коленом на алтарь возле нее, и сам потянулся к завязкам ее мантии, уже не почти не контролируя себя. Мои пальцы от возбуждения стали неловкими и ощущались как чужие. После нескольких бесплодных попыток развязать тесемку, я потерял терпение и одним движением оборвал ее. Тяжелая шелковистая ткань, к моему удивлению, поддалась легко, почти без сопротивления — это было не труднее, чем смахнуть с угла паутину. Стащив мантию с плеч Джинни, я кинул ее поверх своей, почти не глядя, и, приподняв девушку, притянул ее к себе.
Руки Джинни обвились вокруг меня, тонкие пальчики поглаживали напряженные мускулы шеи и плеч, и ощущения от этих прикосновений, многократно усиленные все еще не выветрившимся эффектом мази, почти свели меня с ума. Я коснулся ее губ легким поцелуем — но тут же отстранился, не позволяя ни себе ни ей углубить его. Я хорошо понимал, что настоящий, полноценный поцелуй станет точкой, откуда уже нет возврата. Но в глубине моего затуманенного рассудка еще теплилось воспоминание о том, что мне следует сделать что-то важное — и сделать это надо до того, как мне окончательно снесет крышу. Я подтянул Джин повыше и уложил на алтарь, так что голова девушки оказалась как раз на сложенных в изголовье мантиях, и сам тотчас же вытянулся рядом. Алтарь был довольно узким, так что места на двоих там почти не было, и я волей-неволей всем телом прижался к Джинни. Прикосновение, тоже усиленное мазью, буквально обожгло все нервные окончания, словно в меня попало одно из боевых проклятий на уроке у Тернер или даже Дамблдора. У меня перехватило дыхание. Из последних сил удерживая те жалкие крохи рассудка, что у меня еще оставались, я оперся локтем с другой стороны ее головы, нависая над Джинни.
— Подыграй мне, — шепнул я одними губами, понимая, что не справлюсь сам. Сделав вид, что обнимаю ее, я запустил ладонь под голову девушки, просовывая ее в складки своей свернутой мантии и нащупывая карман с заветным кубиком. Времени на это ушло больше, чем я рассчитывал, надо было срочно предпринимать хоть какие-то действия — мы же не могли бесконечно просто смотреть друг на друга. Наклонив голову, я прижался сомкнутыми губами к ее рту, умоляя все известные мне высшие силы, чтобы Джинни поняла. И наверное, кто-то из них меня все-таки услышал. Если бы в тот момент она попыталась вовлечь меня в настоящий поцелуй, поцеловать сама, попытаться заставить ответить — мы бы пропали оба. Мой самоконтроль и так висел на волоске.
Но Джинни, надо отдать ей должное, была достаточно умна, чтобы осознать, что моя просьба была неспроста. Она лишь слегка приоткрыла губы, чтобы эта пародия на поцелуй не выглядела совсем уж жалкой, и обвила руками мою спину, поглаживая ее и изо всех сил делая вид, что процесс идет в три раза активнее, чем на самом деле. Я, не прерывая «поцелуя», взглянул ей в лицо, и с удивлением увидел, как закрылись и снова открылись ее сияющие голубые глаза, давая мне понять, что я могу рассчитывать на ее помощь. И — словно в довершение этого! — в тот же момент мои пальцы ощутили знакомую перламутрово- гладкую поверхность с едва заметными линиями рун. Подцепив «крышечку» ногтем, я открыл ее и резко втолкнул палец внутрь, ломая хрупкие восковые стенки «кровавого маячка». Содержимое забурлило, вспыхивая — к счастью, без всяческих световых эффектов и дыма, да и вообще, ощутить эту вспышку могли только те, чья кровь находилась в «маячке» — ну и еще я, потому что там же находился мой палец. Ощущение было сродни удару электричества (Был у меня и такой неприятный опыт, в один из первых дней, когда мы только начинали общаться с Эми и Сафи тем, первым летом в замке тетушки Анабель, и только- только стали выбираться втроем в близлежащий магловский городишко). По телу прокатилась дрожь — я застонал, надеясь, что это сойдет за проявление желания. А впрочем, — уже не так важно. Дело сделано, а кроме того — даже если сейчас игра и вышла неубедительной, то дальнейшее «представление» это исправит, ведь причина сдерживаться исчезла, и я почти физически ощущал, как тают остатки моей
