но теперь я понимал ее куда лучше, чем раньше.
— Да, знаешь, я восхищен твоим… Твоей стойкостью, — мягко сказал я, не желая обижать Чжоу.
Ну правда, она же не виновата, что ее уловки не действуют — ни тогда, не сейчас. Просто тогда она не понимала, что я был мнительным подростком, который пусть и тщетно, но отчаянно, как мог, гнал от себя чувство вины за смерть Седрика. Естественно, мне не нравилось, что она пытается говорить об этом, и тем самым рушит все мои, с таким трудом выстроенные, защитные стены. И это для меня было куда важнее ревности, которую она пыталась вызвать. Ну а сейчас… Сейчас я просто не был заинтересован в ней, а следовательно, не мог и ревновать.
— Даже не знаю, что было бы со мной, если бы я потерял уже второго любимого человека по вине Волдеморта, — проговорил я, понимая, тем не менее, что это — не более чем дежурные фразы. Нет, я и в самом деле плохо представлял себе подобную ситуацию, но… Вникать во все это, стараться представить и прочувствовать это состояние — сейчас, здесь, перед отправлением на битву, в которой на кону стояли жизни Джинни и Драко? Нет уж, увольте! Невольно ощущая себя слегка виноватым из-за такой черствости, я старался, чтобы хотя бы голос мой звучал участливо. — Ну, то есть, я терял любимых из-за него, но это немножко другое, — заметил я, чтобы потихоньку увести разговор в сторону от ее погибших кавалеров и переживаний. — Родителей я вообще не помню… то есть, не помнил очень долго, а Сириус… Ну, ты слышала об этом, наверное. Мне было очень тяжело после его смерти, но все-таки, он мой крестный, а не возлюбленный, и потом — он ведь вернулся, — я вздохнул и мягко улыбнулся девушке, которая смотрела на меня с кажущимся искренним сочувствием. Неужели Чжоу действительно настолько повзрослела, что способна теперь обращать внимание не только на свои проблемы?
Она тем временем кивнула в ответ на мою сентенцию о родителях и крестном, причем — с преувеличенным вниманием. Я, не сдержавшись, хмыкнул. Неужели она снова мной интересуется?
— Терять родных тоже нелегко, — участливо сказала Чжоу, и, протянув руку через стол, накрыла мою ладонь своей. Я несколько удивился, но руку не убрал. В этот момент мне почудилось какое-то движение по другую сторону разросшегося цветка в кадке, однако я не придал этому значения. Кажется, там был еще один столик, так наверное, за ним просто кто-то сидел. Тем временем Чжоу продолжала успокаивающе- ласково поглаживать мою ладонь, и в конце концов мне стало это немного неприятно. Я отнял руку.
— На нас все смотрят, — заметил я в ответ на ее вопросительный взгляд.
— Да, но тебе, наверное, не привыкать к такому вниманию? Так и раньше было, а последние пару лет ты у нас становишься все популярнее. Я уж почти и забыла, что это такое — быть твоей девушкой. Повышенный интерес к каждому движению… — хмыкнув, заметила она. Я невольно вздрогнул, представив себе реакцию Блейз, если бы она это услышала. Моя Слизеринская Принцесса, да еще в гневе! Да она бы от соперницы — путь и мнимой, — и мокрого места не оставила!
— Но сейчас ты не моя девушка, — поспешно сказал я. Чжоу как-то заинтригованно посмотрела на меня.
— Сейчас — нет, — согласилась она. — А что, у тебя есть кто-то?
— Да, — отозвался я просто. — Блейз Забини, помнишь ее?
— За… Гарри, ты смеешься надо мной! — фыркнула Чжоу, как мне показалось, с некоторым облегчением. — Забини ведь слизеринка, если мне память не изменяет!
— Так и есть — ну и что с того? — пожал плечами я. Чжоу одарила меня недоумевающим взглядом.
— Ну… Не знаю, просто, ты и слизеринка — это как-то не вяжется, — заметила она. — Слизеринцы… ведь они же всегда были нашими врагами!
— Чушь! — фыркнул я. — То, что Волдеморт был слизерницем, не означает, что все они плохие! И кстати, вся наша сегодняшняя эскапада затеяна для того, чтобы спасти Драко Малфоя! Почему-то, от участия в ней тебя это не удержало!
— О, ну, во-первых, спасти соперника и врага, который по глупости попал в беду — это даже как-то благородно, — возразила девушка. — И потом — разве мы спасаем не Джинни Уизли в первую очередь?
— Обоих, — отрезал я, помрачнев. — И к слову сказать, Малфой мне не враг. Ты, может, не знаешь, но мы с ним подружились в этом году.
— Да ну ты брось! — рассмеялась Чжоу, словно я сказал что-то забавное. — Ты и Малфой? Подружились? С чего вдруг? Вы все шесть лет, пока мы учились, чуть ли не глотки друг другу рвали!
— Ну, до такого никогда не доходило! — возразил я, невольно улыбаясь воспоминаниям о нашем детском соперничестве с Драко. — Подумаешь, сцепились пару раз…
— Пару раз? Гарри, вы сцеплялись пару раз в неделю — и это еще мягко сказано! — хмыкнула она. — Бывало, что и пару раз в день!
Я, хмыкнув, согласился. И все-таки дальнейшая беседа как-то потеряла свою беззаботность, несмотря на то, что у нас было море общих тем. Как ни крути, но Чжоу Чанг для меня была не самым желанным собеседником на свете. К счастью, через какое-то время, когда я уже начинал потихоньку соображать, как бы смыться от нее повежливее, в зале поднялось волнение. Поначалу я даже не понял, что именно происходит, и глазам своим не поверил, когда осознал, что те, чья кровь была в «маячке» у Снейпа, повскакивали с мест! Неужели началось?! Но ведь еще слишком рано! Хотя, с другой стороны — нам ведь не обязательно дожидаться начала этого жуткого ритуала? Если Снейп решил, что сейчас вытащить Дрея и Джинни из Ставки Лорда получится быстрее и проще, чем непосредственно перед ритуалом — тем лучше для нас.
Подспудно я все еще ощущал легкую обиду на Дамблдора, за то что он решительно воспротивился тому, чтобы я входил в число тех, кто дал свою кровь. Впрочем, чувство было мимолетным и почти иррациональным, ведь директор уже объяснял мне, что в случае провала давать в руки Волдеморту хоть одну лишнюю каплю моей крови — верх неблагоразумия. Одно дело та, что теперь течет и в его жилах, оскверненная и извращенная зельем, возвратившим его у жизни, — и совсем другое моя собственная, чистая и настоящая. Кто знает, как этот монстр ею распорядится… При мысли о разных темных чарах и ритуалах по коже пробегал озноб. Хотя, конечно, это не было единственной причиной, потому что и остальные, те, чья кровь была в «маячке», подвергались почти такой же опасности. Главная опасность присутствия именно моей крови была в том, что мы не могли с уверенностью утверждать, что Волдеморт не сможет почувствовать ее…
Не знаю почему, но ощущения от сдвоенной аппарации всегда казались мне до ужаса неприятными — гораздо хуже, чем когда аппарируешь самостоятельно. Если бы меня спросили, в чем конкретно заключается отличие, — я, пожалуй, не смог бы ответить. Да и, положа руку на сердце, в чисто физических ощущениях разницы действительно почти что не было — ну, разве что при парной аппарации надо было помнить о том, чтобы не выпускать руку ведущего — ну, или не обязательно руку. Словом, то, за что держался.
Когда мир вокруг меня обрел привычную устойчивость, я выпрямился и с любопытством огляделся вокруг. Признаться, размышляя о Ставке Волдеморта, я подсознательно почему-то представлял себе тот самый старый особняк на холме над кладбищем, который видел во время достопамятных событий в конце Турнира Трех Волшебников. Не знаю, почему, но я почти ожидал очутиться на том же кладбище — ведь недаром позже авроры так и не смогли проверить упомянутый дом. Правда, все всё равно знали, что он там, — и все-таки, очевидно, какие-никакие, но отвлекающие отталкивающие чары на нем были. Несмотря на описания Драко, его рассказы о том, что из окна он видел старый и довольно запущенный сад, окруженный каменной оградой (чего не было в Доме Риддлов), я невольно обшаривал глазами пространство в поисках знакомых могильных памятников, плит и прочего.
Ничего подобного, впрочем, видно не было. В небе полыхало алое зарево заката, заливая красноватым, угасающим светом старый сад, не похожий ни на один, виденный мной раньше. Ну, то есть, виденный в Магическом мире. В магловском я где-то наблюдал похожее зрелище, когда нас возили на экскурсию в начальной школе. Здесь не было ни клумб, ни газонов, ни ухоженных тропинок. Кусты вдоль засыпанных старыми, перегнившими под снегом листьями дорожек, еще хранили вид живых изгородей, но были сплошь увиты каким-то вьюнком, тоже то ли засохшим по зимнему времени, то ли просто еще не распустившимся вновь. Кое-где сквозь густо разросшийся сорняк пробивались тонкие веточки с разворачивающимися листочками, но вид у них был слабый и болезненный.
