всячески запугивая тем, что моя анимагическая форма может мне не понравится. В принципе, зерно правды в этом было, но я решил, что в таком вопросе надо посоветоваться с настоящим профессионалом. Поэтому, перед тем, как чиркнуть свое имя на листе пергамента, повешенном на доске в классе Трансфигурации, я задержался после урока, и с некоторой робостью приблизился к столу гриффиндорской деканши. То, что МакГонагалл не любила слизеринцев, ни для кого не было тайной, но я все равно оставался Хогвартсским студентом, а она — учителем, и обязана была ответить на вопросы, касающиеся учебы.
— Мистер Малфой? — удивленно подняла брови профессор, когда увидела меня. — Вы что-то хотели?
— Да, профессор, я хотел спросить вас… Насчет этого курса, по анимагии. — Для наглядности, я махнул рукой в сторону пергамента с именами, висящего где-то за моим правым плечом. — Я… Я хотел узнать, может ли какой-то… посторонний фактор повлиять на анимагическую форму мага? Ну, на то, какой она окажется? Я знаю, что это отражение внутренней сути человека, но… Ведь Патронус тоже, в какой-то степени, не так ли? У большинства анимагов формы Патронусов совпадают с их анимагической формой, но ведь Патронус иногда меняется… А Анимагическая форма измениться может?
— Хм, ваш интерес мне понятен, мистер Малфой, — кивнула МакГонагалл. — И… боюсь, вопрос ваш довольно сложен. Видите ли, анимагическая форма — я имею в виду форму волшебника, который уже успешно стал анимагом… иначе говоря, СФОРМИРОВАВШАЯСЯ анимагическая ипостась — это довольно устойчивое сочетание, куда более устойчивое, чем Патронус. Я никогда не слышала, чтоб изменилась форма анимага — она всегда остается той, которая возникла один раз, и меняется только очень незначительно, в соответствии с… внешними изменениями самого волшебника. Я имею в виду во-первых, возраст, ну и потерю конечностей или прочие травмы, оставляющие шрамы и прочие заметные следы. Но никак не вид животного. Видите ли, когда анимаг сформировался, его вид уже зависит не только от его внутренней сути, но и от других, более стабильных факторов — строения тела, массы, магической силы, наконец. Несмотря на всю схожесть, анимагическая форма и Патронус — все же разные вещи.
— Понимаю. И все же — чисто теоретически, как вы думаете, может ли что-то повлиять на… скажем, на формирование анимагической сущности мага? — продолжал настаивать я. МакГонагалл сочувственно посмотрела на меня.
— Боюсь, что да, — сказала она. — И, предупреждая ваш следующий вопрос — да, психологическая травма, подобная вашей, вполне может оказаться таким фактором. Именно поэтому трансфигурация не должна применяться в качестве наказания, как я говорила тогда профессору Грюму… То есть, человеку, который выдавал себя за него.
— О. То есть, даже если моя анимагическая форма изначально была иной, то теперь я обречен оказаться… тем, во что он меня превратил?
— Боюсь, что этого я точно знать не могу. Все зависит от вас и от вашего подсознания. Анимагическая форма человека — это то, кем он сам себя ощущает. В вашем же случае ваше подсознание может сыграть с вами злую шутку, и превратить вас в то, чем вы БОИТЕСЬ оказаться. В глубине души вы ведь представляли себе, что можете превратиться именно в… это животное? И подсознательно могли уже утвердить этот вариант для себя как единственно возможный. Так что в вашем положении я не советовала бы вам записываться на этот курс, если эта форма вам неприятна.
Я несколько минут стоял, опустив голову. Кем бы я ни был изначально, я обречен стать… грызуном, Гриндевальд бы его побрал! Ненавижу Грюма, или кто он там был. Ну а с другой стороны… Чем плохо быть мелким животным? Иногда это даже полезно… И потом, все-таки, хорек — не крыса. Мелкий, но хищник. А Блейз утверждала, что выглядел я тогда довольно мило… смешно, право слово! Естественно, мне хотелось бы стать каким-нибудь крупным животным, вроде какого-нибудь тигра или даже коня… Нет, лучше все-таки тигра. Но и в мелкой форме можно найти свои плюсы, какой бы она ни была отвратительной. Например, можно стать шпионом и натянуть нос крестному…
Мысль об анимагии прочно засела у меня в голове уже давно, и отказываться от своей мечты я не хотел. Выпрямившись, я поблагодарил МакГонагалл за консультацию, вытащил из сумки перо и, больше не думая, написал в конце списка свое имя. Кроме меня там числились Лаванда Браун, Энтони Голдстейн и Падма Патил. Ни Поттера, ни Грейнджер, ни Уизли. Блейз, помнится, говорила, что тоже хочет пойти на этот курс, но ее фамилии было что-то не видно. Профессор была удивлена моим решением, но, видно, поняла меня и спорить не стала.
Блейз все-таки тоже записалась на этот курс, хотя и пыталась отговорить МЕНЯ. С Поттером у нее дела шли ни шатко, ни валко — они, можно сказать, регулярно гуляли в лабиринте, вот только частота этих прогулок оставляла желать лучшего. А все потому, что количество домашних заданий росло в геометрической прогрессии, а к обычным урокам теперь добавились тренировки по квиддичу, а потом еще будут и дополнительные занятия по анимагии. С квиддичем дело вообще обстояли отчаянно: Поттер по- прежнему был капитаном Гриффиндорской команды, а меня назначили в этом году — предполагалось, что это станет апофеозом нашего соперничества. Однако если раньше оно было еще одним проявлением нашей вражды, то на сей раз мне хотелось просто честной игры. Уизли бы смеялся до колик, услышав от меня термин «честная игра», но это было так. Раньше мы все время норовили сжульничать — Поттер, конечно, не называл бы это жульничеством, но играть на Молнии против моего Нимбуса 2001 — как ни крути, заведомо несправедливо. Ну, я, конечно, тоже оказывался в подобном положении на втором курсе, но, все-таки, не до такой же степени! Одно дело — новая модель той же метлы, которая отличается на несколько характеристик, но все же они вполне способны конкурировать друг с другом. И другое — простая метла, пусть и неплохого качества, против гоночной международного класса. Помню, я с отчаяния даже схватился за это треклятую Молнию на матче, когда понял, что перегнать Поттера на Нимбусе не выйдет… мне было обидно до слез — ведь я выигрывал, и Поттер упустил бы снитч, если б не более быстрая метла! В этом не было его заслуги! И что же — мое поведение сочли нечестным приемом — подумать только! Ну естественно, сделай это кто-то из грффиндорцев, такое признали бы жестом отчаяния — в моем случае же, никто не увидел в этом ничего кроме подлости. Впрочем, в этом году я тоже обзавелся Молнией, и надеялся сыграть на равных — еще и потому, что раньше мне хотелось победить и унизить Поттера — а теперь просто померяться силами.
Кроме того, в конце ноября всем, кто еще не успел сдать его, предстояло сдать тест на аппарацию — летом его не провели из-за напряженной обстановки в стране и опасностью, исходящей от Волдеморта. Неудачникам, вроде Уизела, которые не сдали тест с первого раза, тоже давали второй шанс — интересно, а нам его дадут, если мы провалимся?
Начался октябрь, а с ним и занятия по анимагии. Когда-то я слышал от Северуса, что в свое время папаше Поттера с его компанией потребовалось аж три года, чтобы стать анимагами — но они-то были не то на втором, не то на третьем курсе, когда начинали, и потом, занимались тайком от всех, самостоятельно. Наш курс занимался под руководством профессора МакГонагалл, которая сама была анимагом, а кроме того, основы теории мы уже знали — все-таки, за семь лет хоть что-то да усвоилось. Поэтому, ожидалось, что семикурсники способны освоить все необходимое за учебный год. Впрочем, поначалу до этого было далеко — нужно было изучить детали, рассчитать свою собственную формулу превращения, провести необходимые исследования и наблюдения за собственным состоянием…
Однако, несмотря ни на что, проходящие месяцы были все так же бедны событиями. Мы учились, тренировались, и снова учились, с трудом выкраивая крохи времени на какую-никакую личную жизнь. Мой роман с Дафной развивался как обычно — пара свиданий, цветы-конфеты… в общем, уже на третьем свидании мы оказались в постели (если скамейку в лабиринте можно назвать постелью), и, честно говоря, не могу сказать, что я был очень впечатлен. Ну, в принципе, после Эмерельд и Сапфиры, трудно ожидать от обычной девушки чего-то сверхъестественного, особенно если не испытываешь к ней сильных чувств. Дафна, впрочем, казалось, понимала это. На удивление, она вела себя довольно нейтрально в те моменты, когда мы не встречались — не вешалась мне на шею, не лезла с поцелуями и нежностями, только здоровалась и мило улыбалась, если я оказывался поблизости, и охотно поддерживала разговор, если я обращался к ней. В общем и целом, такое положение вещей меня как нельзя более устраивало, так что разрывать отношения я пока не собирался, хотя и понимал, что долго так продолжаться не может, если я не хочу внушать ей ложных надежд.
В отношении Поттера тоже не предвиделось никаких сдвигов, хотя как мне показалось, он стал относиться ко мне более лояльно с тех пор, как начал гулять с Блейз в лабиринте. Расстраивало то, что он
