ни в малейшей степени. Не выдержав, я вспылил, он тоже в долгу не остался — слово за слово и перепалка переросла в настоящую ссору. Уж не знаю, в результате ее, или из соображений осторожности, но в конце концов родители решили не возвращаться в Англию, предоставив Манор и дела Малфоев исключительно моим заботам.
— Драко! — знакомый голос Грейнджер вырвал меня из воспоминаний, и я, заморгав, поднял голову. Золотое Трио Гриффиндора в полном составе, обнаружило мое «место дислокации» и окружило меня. Поттер, забравшись с ногами на нагретый солнцем здоровенный камень, о который я облокачивался, и расположился на нем прямо за моей спиной.
— Малфой, ты тут прячешься, или просто загораешь? — поинтересовался он.
— Совмещаю приятное с полезным, — в тон ему отозвался я, хотя настроения шутить у меня особенно не было. Мгновенно уловив это, Гарри тут же стал серьезным.
— Мы решили, что тебе тут скучно, и решили составить тебе компанию, — вроде бы легкомысленно сказал он, но взгляд ярких зеленых глаз был как никогда цепким. Иногда мне даже хотелось, чтобы Поттер знал о моих чувствах поменьше — хотя кажется, я начал привыкать к его «всеведению». Как, в общем-то, и к тому, что и он для меня — как на ладони. — «Ну ты как?» — мысленно спросил Гарри, но я, вздохнув, только пожал плечами.
Интересно, а как, предполагается, я должен себя чувствовать после того, как вдрызг разругался с отцом — а потом меня бросила любимая девушка? Причем я отнюдь не считал себя виноватым ни в том, ни в другом случае. И если ссора с Люциусом после его выходки с мои похищением была вполне понятной, то причины поведения Джинни до сих пор от меня ускользали. Проблемы начались практически сразу после Ритуала, которому подверг нас Волдеморт. Джин замкнулась и отдалилась от меня сразу, как только нас вызволили из Ставки Лорда. В то суматошное время я старался не зацикливаться на ее поведении — да и не до того было, честно говоря, — и надеялся, что со временем все наладится. Наверное, мне все же стоило обратить внимание, что Джинни старается держаться от меня подальше. Если подумать — даже после того, как великаны зашвырнули меня в коридор, прямо к девчонкам, а потом нагрянула Беллатрисса и чуть не запытала меня до смерти — когда я очнулся, моя голова лежала на коленях у Блейз. У Блейз, а не у Джинни, которая там тоже была. Неужели ей было все равно, что со мной? Но этого не может быть, ведь само по себе участие в Ритуале подразумевало, что она любила меня — хотя никогда и не говорила этого напрямую! Но тогда как объяснить то, как развивались наши «отношения» дальше?
После битвы, честно говоря, я и сам старался держаться от Джинни подальше. По крайней мере, какое-то время. Видеть в ее глазах жалость было невыносимо — но еще хуже было отчуждение, которое за ней стояло. Меньше всего я хотел, чтобы мои раны повлияли на ее решение быть со мной. В конце концов, Малфой я или нет?
Признаться, вызвать Джинни на откровенный разговор мне было немного страшновато. Не настолько, чтобы совсем отказаться от этого — но достаточно, чтобы протянуть несколько дней после того, как мои руки исцелились. Нет, конечно, я оправдывал отсрочку вполне понятными причинами — сначала необходимостью поговорить с отцом, потом тем, что мне нужно немного времени, чтобы отойти от ссоры с ним, потом считал себя обязанным поддержать Поттера, расстроенного после посещения могил погибших…
Я сдался, когда понял, что подыскиваю очередную причину отложить объяснение. Недостойно Лорда Малфоя бегать от выяснения отношений и цепляться за иллюзии — а я, приходилось признать, именно этим и занимался. Эх, Поттер-Поттер, вот как бы мне изловчиться, и позаимствовать у тебя толику твоей легендарной храбрости — ну хоть на время? Ну или уж на худой конец, где взять метлу, чтоб помести по тайным уголкам своей души — как знать, вдруг и там найдется немного отваги?
Конечно, в конце концов, я все-таки нашел в себе достаточно сил, чтобы решиться поговорить с Джинни. Если уж посмотреть правде в глаза, вряд ли объяснение много бы изменило. Мы почти не общались в последнее время, и едва перекидывались и парой слов, даже оказавшись в одной компании. О том, чтобы обнять ее, или хотя бы взять за руку, я мог только мечтать: Джинни все время старалась незаметно отодвинуться от меня подальше. Мне ничего не оставалось, как подкараулить ее в одном из восстановленных школьных переходов. Правда, она была снова не одна, а в компании Гермионы и Блейз, но девушки быстро сообразили, в чем дело, едва завидев меня.
— Джинни, нам нужно поговорить, — твердо сказал я, не спуская с нее пристального взгляда.
— Мы, пожалуй, пойдем, — мигом отреагировала Блейз. — Джин, я думаю, он прав.
— Я тоже, — кивнула Гермиона. — Вам давно пора выяснить отношения.
Джинни на какой-то момент поджала губы, потом закрыла глаза, словно собираясь с духом, и неохотно кивнула.
— Ладно, — сказала она, но больше не произнесла ни звука и даже не пошевелилась, пока девчонки не скрылись за поворотом в конце коридора. Я вообще-то думал, что мы прогуляемся, но девушка, кажется, намеревалась объясниться, не сходя с этого места.
— Джинни, — начал было я, но она быстро перебила меня, — так, словно боялась, что если вдруг остановится или промедлит, то ей не хватит решимости.
— Драко, послушай, я приняла решение. Нам нужно расстаться, — она резко выдохнула и выжидательно уставилась на меня. А у меня перехватило дыхание от неожиданной и резкой боли. Нет, я уже давно не питал иллюзий — но все-таки услышать это вот так, сходу, было больно. Я чудом сумел удержать себя в руках.
— Почему? — выдавил я наконец, с трудом узнавая собственный голос. — Почему, Джинни? Я обидел тебя чем-то, или, может…
— Нет, нет, не думай так, — покачала головой девушка. — Дело не в тебе.
— Вот как, — резко выдохнул я. — Замечательно. Значит, очевидно, дело в тебе? И что же случилось? Что в тебе не так?
Наверное, тон, которым я это сказал, был грубоват — но я был почти не в состоянии себя контролировать. Казалось, еще немного — и я начну умолять ее не бросать меня! Собрав всю свою фамильную гордость, я вздернул подбородок, кутаясь в свою гордыню, как в броню. Джинни виновато опустила голову.
— Я не думаю, что дело только во мне, — тихо сказала она. — Нет какой-то одной причины, на самом деле. Дело и в нас — нас обоих, Драко! И еще — в обстоятельствах, в… в наших отношениях, и в Темном Лорде… Во всем!
— Я не понимаю, — я покачал головой, отпуская образ неприступного гордеца на волю. — Лорд мертв, Джинни, он больше не сможет ни во что вмешаться! Отношения… — да они будут такими, какими мы сами их сделаем! Это только от нас зависит! А обстоятельства… Да помилуй, Джин, ну что нам мешает?! — Я запнулся, понимая, что как никогда близок к мольбам. Джинни все еще не поднимала на меня взгляда.
— Прости, Дрей, но… Я не имею в виду что-то в отдельности, точнее, что-то конкретное, — сказала она так тихо, что я невольно шагнул ближе, чтобы расслышать ее. — По замыслу Лорда мы должны были создать семью — пусть всего на несколько часов, но все-таки… мы должны были стать родителями! А ведь мы толком не закончили школу. Драко, мне еще и семнадцати нет! Что я видела, кроме войны? А ты? Тебе вот-вот будет восемнадцать — ВСЕГО лишь ВОСЕМНАДЦАТЬ! Понимаешь? Перед тобой открыты все двери, свободны все пути, ты молод, красив, богат, ты можешь делать все, что хочешь! И ты хочешь уже сейчас связать себя со мной, не увидев в жизни ничего другого?
— Ты так говоришь, как будто мы собираемся сию минуту пожениться, осесть где-нибудь в глухой деревне и не показывать оттуда носа в ближайшие двадцать лет! — возмутился я. Джин тяжело вздохнула.
— Мне еще целый год учиться в школе, — сказала она. — Я просто не хочу в один прекрасный момент обнаружить, что тебе осточертело считаться моим парнем, в то время как ты можешь видеть меня от силы пару раз в месяц — и то если очень повезет. Я не хочу висеть мертвым грузом на твоей совести, если ты вдруг встретишь другую девушку, и окажешься к ней неравнодушен.
— Джинни… — вздохнул я.
— Нет, подожди, дай мне договорить. Раз уж так… Я должна объяснить. Понимаешь… Ритуал напугал меня. Не потому что я должна была погибнуть, или стать матерью величайшего Зла в Истории… Сам процесс — когда мы были там, вместе, под их взглядами… Я чувствовала себя такой… грязной. Такой бесстыжей… Я
