— Поищи в другом месте. Я сплю…
— Пропал Митрофаныч. Пропал, — бурчал начальник штаба.
Когда до Алейников дошел смысл сказанного, сон как рукой сняло.
— Ты чего? Как пропал?
— Нет в отделе. Нет здесь… По рации не отвечает. Пьянь такая!
— Говори.
— Мы сначала здесь пили.
— Это я помню.
— Потом в вагончик пошли. Там пили. Потом в другом. Потом он чеченку снял, И куда-то с ней отправился.
— Как это — чеченку снял?
— Говорит, застоялся конь. Копытом надо землю рыть.
— Где вы в последний раз были?
— Кафе «Казбек». За комендатурой.
— Да знаю я.
Все кафе с гордыми названиями «Казбек», «Дагестан» представляли из себя вагончики, разделенные на две части — кухню и крошечный зал с тройкой столиков. Там кормили горячей пищей и поили водкой, и время от времени солдаты и милиционеры заглядывали туда. Но обычно не ночью. И не для того, чтобы снимать шлюх…
— Так, — Алейников уже одевался. Затянул пояс. И сунул «стечкина» в кобуру. — Пошли искать.
Он поднялся на третий этаж. Включил свет в комнате, где спали опера.
Все стены в комнате сверху донизу были обклеены фотографиями из журналов — на фотографиях, естественно, голые девицы. Оно и понятно. Это как на остров высадить толпу одних мужчин. Парням тоскливо. Вот и заканчивается все тем, что заглядывают к чеченкам на огонек.
С книжной полки мягко спрыгнула пушистая полосатая кошка и, мурлыча, потерлась о ноги Алейникова. Это была Машка, кошка Мелкого брата — ему не с кем ее было оставить дома и пришлось тащить на войну.
— Назаров, Трофимов, подъем!
Мелкий брат, подвижный, шустрый и легкий на подъем, вскочил сразу. Гризли заворочался и, постанывая и жалуясь на каторжную жизнь, нехотя и тяжело поднялся, как бегемот с лежбища.
— Ох. Как говаривал Черномырдин, — недовольно застонал он, — жить будем плохо, но недолго.
— Оружие, — приказал Алейников. — Магазины. И со мной.
Он поднял шофера. Тот поплелся заводить машину. И вскоре они были у кафе «Казбек». Кафе было закрыто, там не было никаких признаков жизни.
— И где теперь их всех искать? — спросил начальник штаба.
— Где хозяева этого барака? — недовольно произнес Алейников.
— А я знаю? — пожал тот плечами. Алейников задумался. Прикинул, чего можно ожидать от зама по кадрам, и приказал:
— В машину…
Навстречу им проехала патрульная машина и помигала фарами — ночью станица патрулировалась.
Алейников включил рацию и прислушался к радиопереговорам. Кенвудовская рация брала добрую половину Чечни.
— Азимут-1 — Урагану… Обстрел блокпоста… С автоматов бьют…
— Только что рвануло…
— Подмогу дайте!..
Обычные переговоры второй чеченской войны…
— Здесь тормози, — прикрикнул Алейников, когда из-за поворота показалось единственное приличное заведение в городе — кафе «Лейла». Рядом с ним стоял милицейский «уазик» синего цвета с надписью «ПМГ».
Алейников выскочил из машины и направился к кафе. Там горел свет и звучала разухабистая кабацкая музыка.
— И какого хрена, Митрофаныч? — спросил Алейников, останавливаясь на пороге и глядя на зама по кадрам, мрачно изучающего опустевшую бутылку. Стол был заставлен тарелками с зеленью, колбасой. Рядом с замом сидел его водитель, а в стороне скучал капитан штабист, обняв автомат. За другим столиком сидела официантка, видно было, что ей хочется спать, но посетители ее не отпускают домой.
— О, Владимирыч, садись. Пить будешь? — обрадовался Митрофаныч.
— Ты чего на вызовы не отвечаешь?
Зам по кадрам встряхнул рацию, включил.
