— Языки режут, — буркнул рябой.
— Режут, — кивнул Джамбулатов. — Только режут те, кто привык держать кинжал, а не открывалку.. Короче, товарищи бандиты. Разговор у меня будет с Синякиным. Или ни с кем.
— Ну тогда поехали, — сказал здоровенный чеченец, он, как теперь стало понятно, был главным.
— Куда? — с подозрением поинтересовался Джамбулатов.
— К Абу — Нет. Не пойдет. Он приедет сам…
Рябой положил руку на автомат. Джамбулатов снял с предохранителя висящий на плече автомат Калашникова и осведомился:
— Стрелять будем?
— Не будем, — сказал чеченец в камуфляже. — Ты поедешь с нами. Или мы расходимся. Джамбулатов задумался и кивнул:
— Ладно. Поехали.
— Только автомат сдай. Мы тебе его потом отдадим. Слово! — сказал старший.
— А, может, тебе еще и жену отдать?
— Хожбауди, у нас не получилось разговора с этим человеком. Поехали, — старший обернулся и пошел к воротам.
— Ладно, — задумавшись на миг, Джамбулатов протянул старшему автомат. У него все равно не было иного выхода, как рисковать и отдаться на милость этим людям.
— И остальное.
Джамбулатов вытащил «лимонку», подбросил на ладони — эту гранату ему подарил пастух как герою антирусского сопротивления.
— Оставлю себе, — он продел большой палец в кольцо. — Страховка. На всякий случай.
— Ладно, оставляй, — хмыкнул старший… — Пошли…
— А покушать? Чай? — засуетился хозяин дома, до того безмолвно взиравший на готовую перерасти в стрельбу перепалку. — Дорога длинная…
— Оставь! — пренебрежительно кинул старший. Они уселись в «Ниву». Рябой устроился за рулем.
— Глаза завяжем. — Рябой вытащил лежащий между сиденьями черный платок и протянул старшему, сидевшему рядом с Джамбулатовым на заднем сиденье.
— Лучше пасть себе завяжи, — посоветовал Джамбулатов.
— Руслан, ты согласился, — сказал старший. — Мы тебе пока не доверяем. Когда докажешь, что тебе можно доверять, мы тебе откроем все… Пока же…
— Ладно, Аллах с вами.
Джамбулатов позволил завязать себе глаза. Свет пробивался сквозь неплотную повязку, но видно ничего не было. Пот тек по лицу, и от него повязка набухала. Неприятно зудела кожа.
— Гранату можешь выпустить из рук, — посоветовал старший.
— Мне с ней спокойнее… Хоть не один на суд к Аллаху попаду. Ему будет с кем сравнивать, и он меня помилует.
— Ха-ха, — рассмеялся старший. — Я знал, что ты веселый человек, Джамбулатов. Но что такой веселый…
Стемнело. На дощатом, покрытом цветастой клеенкой столе горела масляная лампа, едва разгонявшая темноту. Но Джамбулатову вполне хватало света, чтобы видеть выражение лица своего собеседника. Сытая рожа, белобрысые волосы. И злой взгляд маленьких глаз.
— Джамбулатов, зачем пожаловал? — спросил Синякин.
— Ты все знаешь.
— Знаю. Майор Джамбулатов в бегах. И бежит от тех, кому служил верой и правдой.
— Ты о чем?
— О том, что ты отлично уживался с русскими. Ты служил им. А теперь что случилось?
— Я не служил верой и правдой им. Я служил людям. И боролся с ворами и убийцами.
— Аллах против воров и убийц, — усмехнулся Синякин.
— Вот именно.
— И все равно, ты служил не тем.
— Я служил и при Дудаеве. И при Масхадове. И при русских.
— Правильно… Как служебная собака.
— А вот оскорблять меня не стоит, Сережа.
— Не буду, Джамбулатов, — развел руками Синякин. — Только я не Сергей. Я Абу. Запомни это.
— Запомнил.
— Я нужен тебе, Джамбулатов, чтобы помочь тебе выжить. Зачем нужен мне ты?
