— В том-то и дело. Для кого-то там, — подполковник ткнул пальцем наверх, — это всего-навсего игра. Кто-то там делает на войне деньги. Играет в покер. Мечеными картами.
— Кому война, кому мать родна.
— Что-то слишком много алчных детишек у этой мамаши… Ты мне скажи, почему на территории, которая в три раза меньшей Московской области, есть незагашенные базы боевиков? Почему не пойманы лидеры?.. А главный вопрос при раскрытии неочевидных преступлений — кому выгодно?.. Выгодно иметь такой окультуренный пожар? Любые деньги можно списать.
— Можно, — кивнул Алейников, припомнив мелькнувшую мимоходом и тут же затертую информацию, что ФСБ тормознула эшелон с новыми танками «Т-80», которые были списаны на потери в Чечне и предназначались на продажу в одну из арабских стран. Вспоминалась и операция в Чабанмахи, где у бандитов нашли несколько суперсекретных снайперских комплексов, которые только начали поступать на вооружение спецназа ГРУ, и то в небольших количествах из-за недостатка финансирования. — Но это что-то меняет?
— Прав, ничего не меняет, — кивнул «кум».
— Все равно мы будем воевать, поскольку не воевать уже нельзя, коллега… И по мере сил будем плющить гадов.
— Вот мы по мере сил и плющим… Чернокозово мало кто забудет до конца своих дней, — еще больше прищурившись, произнес подполковник. — Тут террористы проходят полный курс отучения от порочных наклонностей.
— Легенды об этом месте ходят, — заметил Алейников.
— Боятся, суки, — «кум» сжал сухой кулак с царапинами на костяшках. — Боятся… Закона не боятся. Зачисток не боятся. А Чернокозово боятся.
— Боятся, — подтвердил Алейников, на практике знавший, что угроза отправить в Чернокозово повергала чеченцев в ужас.
— Они на этой земле столько лет свои поганые порядки утверждали. Убивали, кого хотели. Насиловали. Они решили, что сила решает все. И те, за кем сила, могут делать с другими людьми что угодно… Что ж, мы с этим согласны… Только сила сейчас за нами.
— Не жалко?
— Здесь людей нет. Здесь враги… Сидела тут парочка — воспитатели детского дома-интерната в Грозном, оба наркоманы. Так они в этом детдоме организовали производство порнографических детских фильмов, да еще детей за деньги поставляли насильникам. Русских детей… Как думаешь, какой прием их здесь ждал?
— Теплый.
— Очень теплый… Пускай юристы до посинения спорят, хватит или нет доказательств вины этой парочки… Мы с первых дней порешили, чтобы здесь пленным чеченам было ничуть не лучше, чем русским пленным у них. И ни один Совет Европы тут ничего не сделает. Ибо в этом есть изначальное восстановление справедливости.
— Как тут Гадаев у вас сидел?
— Месяц всего пробыл… Но надолго его запомнит.
— Не каялся еще?
— Каялся?.. Нет. Он же не заблудшая овца. И не алчный бандит…
— Да знаю я, кто он…
Волка привели минут через десять… Он был похож на колхозника, каковым и являлся на самом деле. Раньше трудился бригадиром в крупном совхозе, притом был не на плохом счету, потому что вкалывать до седьмого пота умел всегда. И почему он один из первых пришел в ваххабизм? Зачем ему это было надо? Чужая душа — потемки.
— Узнаешь? — спросил Алейников. Ваххабит пожал широкими, но худыми плечами, на которых серая куртка висела, как на вешалке в магазине.
— Следственно-арестованный, тебя не учили отвечать? — с угрозой произнес «кум».
— Не узнаю, гражданин начальник.
Но Алейников знал, что он врет. Это было заметно. По мелькнувшей в глазах искорке. Волк наверняка запомнил тот момент, когда охотник стоял напротив него в десятке метров и готовился срубить его очередью из автомата. Такие минуты не забываются.
— Знаешь, зачем я здесь? — Алейников встал, подошел к Гадаеву, встал рядом с ним Он был выше ваххабита на полголовы и тяжелее килограммов на тридцать и при желании мог бы за пару секунд голыми руками уничтожить его.
— Не знаю.
— Интересно, Волк, если тебя выпустить, сколько ты еще жизней возьмешь? — спросил «кум».
— Не знаю, о чем говорите, гражданин начальник. Я ничьих жизней не брал.
— Ты врешь. Волк, — произнес Алейников.
— Не знаю, почему обвиняют…
— Оговаривают все его, — кивнул «кум». — Многие так поют…
Алейников взял двумя пальцами пленного ваххабита за подбородок и прошипел:
— В глаза гляди, сука…
