— Зачем, Амиран, ребят обижаешь? Вон, Матрос жаловался, — сказал Гвоздь, подсаживаясь в ресторане «Золотой луч» за столик, где расположился Амиран с длинноногой крашеной деваицей.
— Матрос — Богом обиженный. Эта территория моя… Даже тебе, брат, не советую лезть. Тут все круто схвачено. Учти!
— Учту…
Держать ответ перед тремя «законниками», потребовавшими его в столицу для выяснения и разбора, Амиран отказался. Он совсем сорвался с катушек и посчитал, что является наместником самого Господа на земле.
Через неделю Амиран исчез, и больше никто его не видел.
В тот же день было расстреляно семеро центровых из его группировки. А потом начался дележ его наследства. И Гвоздь, к тому времени ставший лидером 'химмашевцев ', принял в нем самое живое участие.
Глава седьмая
ПОД ЗЕЛЕНЫМ ЗНАМЕНЕМ ИСЛАМА
В начале девяностого года Советская Армия вступила в первые за последние десятилетия серьезные боевые действия на территории СССР. Новый год ознаменовался резким всплеском активности националистических настроений. Начиналась резня некоренного населения. Народный фронт Азербайджана требовал смещения первого секретаря ЦК Республики Муталибова и приведения к власти одного из своих лидеров Эльчибея.
Расквартированные на стадионе имени Ленина внутренние войска не имели возможности нормализовать ситуацию. Восемнадцатого января части четвертой общевойсковой армии, расквартированные в Сальянских казармах в Баку, были заблокированы тяжелыми грузовиками. В ночь с девятнадцатого на двадцатое в город вошли части Северо-Кавказского и Закавказского военных округов. Они встретили ожесточенное сопротивление боевиков народного фронта и ответили на него огнем из стрелкового оружия. Счет погибших в ходе столкновений шел на сотни. Но контроль за городом был установлен в первые же сутки.
Снова в городе на перекрестках стояли уже привычные за последние годы танки и бронемашины. По ночам улицы перекрывались солдатами, и движение без пропусков воспрещалось. Вновь и вновь по телевидению и в газетах повторялись слова, в которых ощущался лязг стали — режим чрезвычайного положения.
В наряд на посту при выезде из города у Волчьих Ворот входили сержант, рядовой внутренних войск и солдат связист из бакинского полка связи. Темнело. Близилось время комендантского часа, и водители торопились успеть добраться до места назначения.
— «КАМАЗ» тормозим, — кивнул сержант и махнул гаишным жезлом. Рядовой отошел подальше на обочину и поднял автомат, положив пальцы на затвор. Береженого Бог бережет.
«КАМАЗ» замер на дороге. Водитель знал, что по требованию наряда надо останавливаться. Иначе схлопочешь очередь в догонку. Чрезвычайное положение.
— Сержант Савостьянов, — козырнул боец. — Куда следуете?
— Автотранспортное предприятие номер два. Вот путевка, — плотный, седой водитель, заискивающе улыбаясь, протянул документы.
— Что за груз?
— Ящики с запчастями.
— Покажите.
— Пожалуйста, — водитель с сержантом залезли в кузов.
Луч фонарика высветил ящики.
— Откройте.
— Пожалуйста, — водитель вскрыл монтировкой ящик. В нем действительно лежали промасленные запчасти к тракторам и грузовикам.
— Тот, — кивнул старший сержант на нижний ящик.
— Пожалуйста. Тот же результат.
251
Илья Рясной
— И тот.
— Сержант, сколько можно? Начальство решит, что я ящик распечатал. Что хочешь? Деньги? Бери. Я тороплюсь. Сутки без отдыха. Скоро комендантский час.
— Открывайте.
— Но, сержант…
— А то я сам.
Водитель нехотя потянулся к ящику, но не к тому, на который указывал сержант.
Сержант коснулся пальцами затвора.
— Не дури, мамед, — прошипел он. — Вытаскивай его наружу.
В ящике под тряпьем лежали два автомата Калашникова и цинк с патронами.
— К машине. Руки за голову.
'Сержант обыскал положившего руки на кабину водителя.
— Сержант, у тебя дембель скоро, — просяще произнес водитель. — Деньги нужны будут. Скажи, сколько.
Много дам. Договоримся?
— Со своим ишаком договариваться будешь, — отрезал зло сержант. — Бакир, сообщи на «Эльбрус» — у нас машина с двумя стволами. Пусть присылают на разбор.
А ты, мамед, стой тихо.
Смуглый связист из полка связи хмуро взирал на происходящее. Неожиданно он рывком ринулся на рядового внутренних войск и ударил его головой в лицо. Потом вырвал автомат Калашникова, передернул затвор и срывающимся голосом крикнул:
— На асфальт, русский билядь!
— Ты чего, белены объелся? — ошарашенно спросил сержант.
— Убью, билядь-!
— Вот скотина, — автомат со стуком полетел на асфальт. Военнослужащие внутренних войск улеглись на асфальт.
— Что стоишь? — спросил связист шофера по-азербайджански. — Поехали!
Машина развернулась и рванула вперед. Через пару километров она свернула с шоссе и закрутилась по проселочным дорогам.
— Молодец, брат, — обрадованно воскликнул шофер. — Хорошо их. Почему?
— Ты мусульманин, я — мусульманин. А кто они? — развел руками солдат.
— Правильно. Но обратного тебе пути нет.
— Нет.
— Дорога одна — Карабах.
Так началась для дезертировавшего из Советской Армии Керимова Бакира Бехбуд-оглы, семьдесят первого года рождения, его война.
Воевал в Карабахе. Попал в окружение, когда армяне зажали полк и практически полностью уничтожили его. Чудом остался жив. Потом снова воевал. Ушел из армии. После развала СССР бояться стало нечего. То, что он дезертировал из Советской Армии, теперь уже не интересовало никого.
Вернулся домой, в Мингечаурский район, к матери, отцу, восьмерым младшим сестрам и братьям. К нищете на грани голода. Вскоре он понял, что дома ему места нет. Нет достойной работы, нет возможности позаботиться о родных, заработать хоть сколько-нибудь приличные деньги и поддержать семью. Война далеко не озолотила Бакира. А между тем к деньгам он относился с болезненной страстью — его жадность вызывала даже некоторую растерянность у знавших его людей.
Тут-то и подвернулся дальний родственник Ибиш Дергахов, весьма уважаемый человек в городе. Встретив Бакира на улице, он пенял, что тот не навещает «старика». Это означало, что «старик» требует встречи. От таких встреч не отказываются.
— Воевал. С армянами воевал. Хорошо воевал. Хвалю, — сказал он за чашкой чая, не замечая
