обеспокоен. Он рассмеялся и сел, оперевшись спиной об основание мачты.
— Есть ли в тебе хоть что-то, кроме жира и воздуха? Разве в твоем слоновьем теле нет мозгов? Неужели ты не понял, что монна Джованна Мария Дориа является заложницей в твоих руках, и ты должен сделать все, чтобы у нее не было причин жаловаться на тебя? Настанет час…
Синан злобно пнул Просперо в ребра.
— Да вырвет Аллах твой гадкий язык! Этот час еще не настал.
Синан еще раз ударил Просперо, выругался по-арабски и пошел прочь. Просперо немного успокоился: теперь Джанна, по крайней мере, будет в безопасности. Пусть даже только в силу того, что он показал их пленителю, как ее можно использовать в случае столкновения (вполне возможного) с флотом императора. Просперо молил Бога, чтобы это случилось, хотя лично для него встреча Синана с Дориа могла означать гибель.
Когда галера изменила курс, Просперо догадался, что Синан боится оставаться в этом районе. Изар сообщил, что они направляются в пролив Бонифачо. Но теперь судно шло на юг, с подветренной стороны острова Сардиния, контуры которого смутно вырисовывались впереди. Северо-западный ветер сменился северным, и волнение сразу стихло. Большой черный треугольник паруса развевался на ветру, галера неслась вперед, а уставшие рабы спали на скамьях, как убитые.
Наступило утро, солнце все выше поднималось в безоблачном небе, жара усиливалась. Веселый Изар пришел навестить пленников. Его сопровождали три матроса и негр из Сузы — почти обнаженный, он тащил баклагу воды и деревянный поднос с финиками и сладостями. Пленникам развязали запястья и поставили перед ними скудную еду. Изар учтиво сообщил им, что теперь они могут свободно разгуливать по баку, и так же учтиво добавил, что за малейшее злоупотребление свободой их сбросят в море.
Решение присоединиться к флоту, с которым его разлучил шторм, Синан принял, изрядно поломав голову. Логика не изменяла ему даже в самые тяжелые мгновения. Дориа, насколько ему было известно, должен находиться где-то вблизи северного побережья Сицилии. Как раз туда-то и могло снести Драгута. Но едва ли буря увлекла его на четыреста миль прочь. Как раз столько и было до Сицилии. И сам по себе шторм, от которого пытался укрыться Дориа, скорее всего, помешал встрече Драгута с императорским флотом далеко в открытом море. Чтобы наверстать потерянное в результате дрейфа, этим утром Драгут будет вынужден идти проливом Бонифачо. И почти наверняка он направится прямиком на юг в Триполи, к месту назначения.
Синану ничего не оставалось, как плыть своим собственным курсом. Ветер, менявшийся на северный, был попутным, и вскоре галера делала около четырех лье в час.
На другой день после полудня впередсмотрящий увидел прямо по курсу землю, а чуть позже сообщил о кораблях на южном горизонте. Сосчитав паруса, Синан убедился, что это флот Драгута, и галера продолжала идти выбранным курсом.
Той ночью они бросили якорь в бухте у мыса Бона. С восходом солнца, после молитвы на корме, судно вновь вышло в море. Попутный ветер стих, но гребцы хорошо отдохнули, набрались сил, и весла весело скрипели в уключинах. Рабы делали двадцать четыре гребка в минуту, потому что Синан спешил.
До полудня оставалось часа два, когда они проходили между Пантелларией и тунисским берегом. В этот миг из-за южной оконечности зеленого острова появился красный галеас. На его грот-мачте реял красно-белый флаг с голубым полумесяцем. Это был флагманский корабль Драгута. Синан направился к флагману.
Не успел Синан бросить якорь в небольшой естественной гавани на южной стороне Пантелларии, где укрылся флот, как Драгут ступил на борт его галеры и взобрался на корму, где его поджидал евнух.
Анатолиец был одет в пышный зеленый атласный кафтан, который ниспадал до колен и был богато украшен золотыми позументами; его высокие сапоги с золотыми кисточками были искусно сработаны в Кордове; гроздь рубинов сияла на белоснежной чалме, которая еще больше оттеняла его смуглое, заросшее щетиной лицо.
Драгут приблизился к своему капитану, негодуя на его нерасторопность, но, выслушав доклад, смирил гнев на милость. Евнух показал ему сундук с сокровищами и нитку жемчуга.
— Все это и людей, которых мы захватили, — сказал он, — ты можешь взять в качестве награды всему флоту. А моей долей пусть будет только женщина, которая плыла на фелюге.
Драгут вытаращил темные глаза. В них заиграли озорные огоньки.
— Женщина! О Аллах! Что же ты с ней будешь делать? Неужели она так прекрасна, что совершила чудо, сделав тебя вновь мужчиной?
Евнух презрительно скривил губы. Ему не нравились такие вольности, а Драгут не стеснялся в выражениях. По мнению Синана, это были плоские шутки. Но он невозмутимо ответил:
— Ее красота достойна гарема нашего мусульманского владыки. Она ему понравится. Хочу предложить ее в качестве подарка великому Сулейману.
Драгут ухмыльнулся. Евнух поднял пухлые ладони.
— Я не пойду к Светлейшему с пустыми руками. Мне повезло, я нашел чудесный дар. Поэтому забирай людей и все остальное, а мне оставь эту райскую деву.
— Нет-нет, погоди. Если это ключ к сердцу султана, то почему ты можешь пользоваться им, а я нет?
Синан снова скривил губы.
— Разве получить такой дар из твоих рук так же приятно, как из моих? — весело спросил он. Драгут понял и рассмеялся.
— Возможно, и нет. Благодари Аллаха. Пусть будет по-твоему. Но дай мне хоть взглянуть на эту жемчужину, предназначенную для султана.
Синан запротестовал: мол, мужской взгляд может осквернить лик, который должен украсить гарем султана. Но Драгут не принял возражений, и монна Джанна была вынуждена, преодолев отвращение, подняться через люк из своей каюты.
Когда она предстала перед Драгутом с высоко поднятой головой и презрительно-отрешенным выражением лица, тот долго рассматривал ее, затаив дыхание. Его воспламенившийся взор встревожил Синана, знавшего о похоти анатолийца. Наконец Драгут сказал:
— Мой капитан сообщил мне, что ему посчастливилось оказать вам помощь.
— Помощь не была необходима, и спасения не требовалось. Но все равно вам за это заплатят. Даю слово. Слово племянницы адмирала Дориа.
Этим заявлением она надеялась обескуражить Драгута и, казалось, преуспела в этом. Несколько секунд он рассматривал ее жадным взглядом, потом приглушенно засмеялся.
— Слава Аллаху! — Он наклонился к Синану. — Высокое положение придаст ей особую пикантность в глазах Сулеймана. А ты, жирный хитрец, ничего не сказал об этом! Ну, а кто же люди, которые были с ней?
Услышав имя Просперо, Драгут несказанно удивился и развеселился. К огромному облегчению Синана, он тотчас утратил интерес к женщине и зашагал по палубе в сторону пленников, бросив свою свиту.
На матросов Просперо, сгрудившихся возле камбуза, он едва взглянул и удостоил вниманием лишь самого Просперо. Глаза Драгута смеялись, но смеялись зло и угрожающе.
— Слава Аллаху, вновь предавшему вас в мои руки, синьор Просперо. Мы ведь договорились о выкупе и заложнике, который должен был быть мне возвращен, не так ли?
— Не думаешь же ты, что я сознательно нарушил слово, — с достоинством ответил Просперо. — Обстоятельства не благоприятствовали мне. Но теперь ты можешь взять свое золото, синьор Драгут. Оно в моем сундуке, который забрал Синан.
— Аллах наделил тебя сообразительностью, синьор Просперо. — Драгут громко рассмеялся. — Ты хочешь заплатить выкуп из денег, взятых как военный трофей. А все, что сверх суммы, ты наверняка потребуешь вернуть обратно!
— Более того, я потребую и фелюгу, и своих слуг. А за все это можешь забрать себе мой сундук.
Продолжая смеяться, Драгут погладил свою раздвоенную бороду.
— Есть же еще женщина. Удивляюсь, почему ты не требуешь и ее.
— Я требую. Это само собой разумеется.
— Ха! Само собой? Тогда знай: Синану повезло. И повезло больше, чем Хайр-эд-Дину при Фувди,