удачливому игроку, поскольку тогда игра бы остановилась, потому что играть было бы не на что.
Проигравший и получивший обратно третью часть своего проигрыша назавтра снова допускается к игре и ставит свой рубль на кон. Если проигрывает, то снова получает свою третью часть от рубля (33 коп.) и играть в тот день больше не имеет права. На третий день он ставит свои 33 копейки, проигрывает и получает обратно 11 копеек и т.д. Перестает он играть, разорившись в пух.
«Законники» былых времен
Аристократ острога, человек в почете, так называемый бродяга – человек бывалый и тертый, имеет право играть в кредит, и майданщик обязан верить ему на слово. Достаточно бродяге поставить на майдан кирпич или просто собственный кулак – и майданщик должен дать ему кредит в полтора рубля серебром. Играет бродяга под честное варнацкое слово, а за словом этим бродяга не постоит, легко его дает, но далеко не всегда исполняет. Слово бродяги только тогда твердо, когда он дает его другому бродяге. Раз в месяц майданщик меняется, и все долги, которые он не успел получить с проигравших, списываются. Таков закон. Но если на майдан садится бродяга, этот закон отменяется, все обязаны долги ему вернуть неукоснительно.
(Следует оговорить, что со временем условия игры в карты очень сильно ужесточились и теперь карточный долг подлежал своевременной выплате – долг чести арестанта. Не выплативший вовремя долг заслуживал сурового наказания и объявлялся несостоятельным человеком. В соответствии с кодексом чести арестанта по приговору он переводился в разряд «динамы», то есть становился самым отверженным среди отвергнутых тюремной элитой. Всем обитателям камеры предписывалось относиться к нему как к бездомной собаке. Отныне место ему для сна отводилось у порога камеры, рядом с парашей, и это несмотря на то, что на нарах имелись свободные места. Любому из сокамерников разрешалось его беспричинно ударить, плюнуть ему в лицо, в пищу, отнять приглянувшуюся вещь. Все работы по поддержанию чистоты в камере становились обязанностью «динамы».)
Воровство у товарищей дело предосудительное, но бродяга может смело воровать у майданщика вино. В этом никто не находит ничего позорного, потому что откупщик питейного майдана не пользуется ничьим расположением, как стяжатель. Всякий более или менее значительный выигрыш сопровождается попойкою, ни один праздничный день без нее не обходится. Сколько ни существует постановлений, чтобы арестанты не имели при себе денег и инструментов, не употребляли водки, не играли в карты и не имели сношений с женщинами – все эти постановления остаются без действия. Появление в тюрьмах водки и других запрещенных вещей обеспечивается подкупностью сторожей.
Всякий новичок, поступая в острог и в тюремную общину, обязан внести известное количество денег, так называемого влазного. Это повелось с незапамятных времен, с самого появления тюрем,
Вообще же, всякий неопытный, поступая в тюрьму, делается предметом притеснений и насмешек. Если у него заметят деньги, то стараются их возможно больше выманить. Если он доверчив и простосердечен, его спешат запугать всякими страхами, уничтожить в нем личное самолюбие. Доведя его до желаемой грани, помещают обыкновенно в разряд чернорабочих, то есть станут употреблять на побегушках, определяют в сторожа карточного и винного майданов, заставляют выносить парашу или чистить отхожие места.
Слабые сдаются, твердые начинают вдумываться и кончают тем, что обращаются за советом к бывалым людям, к законникам. Около законников новичок в скором времени становится тем, кем он должен быть, то есть – арестантом. Потом вновь поступивший уже без руководства и объяснений понимает весь внутренний смысл тюремного быта на практике, и через какое-то время он – полноправный член этой общины. Арестанты неохотно и очень редко рассказывают о своих похождениях, о злодействах же никогда. Не привыкая хвастаться своими преступлениями, арестанты все-таки с большим уважением относятся к тому из бродяг, который попробовал уже и кнут и плети, стало быть, повинен в сильном уголовном преступлении.
Старинные «мастырки»
Казенная работа изо дня в день одна и та же, тяжелая и однообразная, поэтому все стараются как-нибудь от нее уклониться. Летом арестанты надрезывают чем-нибудь острым кожу какой-нибудь части своего тела (чаще всего половых органов) и в свежую рану пропускают свой или конский волос. Добившись местного воспаления, нагноения, он идет к лекарю и попадает в госпиталь с подозрением на сифилис.
К врачам зимой идут арестанты с распухшими щеками, когда, по их опыту, стоит только наколоть внутри щеки булавкой и выставить эту щеку на мороз, она сильно распухает.
Смачивают также палец и высовывают в форточку. Палец отмораживается, фельдшер его отрезает, но теперь арестанта посылают на более легкую работу. Вот почему заключенные любят добывать всякие едкие, разъедающие жидкости, кислоту, известь, колчедан.
Вытяжкой сонной одури они делают искусственную слепоту, пуская жидкость в глаз, увеличивают зрачки и при осмотре кажутся как бы действительно слепыми.
Принимая натощак столовую ложку нюхательного табаку, арестанты добивались того, что их клали в больницу, потому что наступала тошнота, бледность кожи, биение жил и общая слабость.
Принимавшие ложку толченого стручкового перца с сахаром добивались грыжи и пили потом натощак такую же ложку соку из репчатого лука, когда грыжа надоедала и делалась ненужной.
Симулируя глухоту, клали в ухо смесь из травяного сока, меда и гнилого сыра. Сыр, разлагаясь, вытекал наружу жидкостью, по запаху и белому цвету похожей на гной.
Порошком, который остается в древесных дуплах после червей, дули в глаза желающему симулировать бельмо, которое, однако, скоро проходит. Хороший флюс для арестантской практики тоже дело не мудреное – стоит наделать внутри щеки уколов иголкой, пока не хрустнет (но не прокалывать насквозь), а затем, зажав нос и рот, надувать щеку до флюса: щека раздуется, покраснеет, и это похоже на рожистое воспаление. Чтобы вылечиться – стоит проколоть щеку снаружи насквозь и выпустить воздух. Стягивая под коленом кожу в складки (с захватом жил) и продевая сквозь эти складки свиную щетину на иголке, добивались искусственного све1сния ноги – щетина оставалась в жилах. Распарив ногу в бане и вынув щетину, можно и в бега уйти. Из нерчинских каторжных тюрем, да и вообще из тюрем Восточной Сибири и Сахалина побеги совершались очень часто и в огромном числе.
А.П. Чехов. «Остров Сахалин»: «Три надзирателя… приходятся на 40 человек… В тюрьмах много надзирателей, но нет порядка. Почти каждый день в своих приказах начальник острова штрафует их, смещает на низшие оклады или же совсем увольняет: одного – за неблагонадежность и неисполнительность, другого – за безнравственность, недобросовестность и неразвитие, третьего – за кражу казенного провианта… а четвертого – за укрывательство, пятый, будучи назначен на баржу, не только не смотрел за порядком, но лаже сам подавал пример к расхищению на барже грецких орехов, шестой – состоит под следствием за продажу казенных топоров и гвоздей…
Надзиратели во время своего дежурства в тюрьме допускают арестантов к картежной игре и сами участвуют в ней: они пьянствуют в обществе ссыльных, торгуют спиртом. В приказах мы встречаем также буйство, непослушание, крайне дерзкое обращение со старшими в присутствии каторжных и, наконец, побои, наносимые каторжному палкой по голове, последствием чего образовались раны…
Ссыльное население не уважает их и относится к ним с презрительной небрежностью».
А между тем жалованье надзирателя составляло в то время 480 рублей, причем через какие-то сроки оно постоянно увеличивалось на треть и даже вдвое.
Для сравнения: жалованье школьного учителя в те же годы было 2
В России на 1906 год – 884 тюрьмы.
