5. Все лица, без различия пола и возраста, имущество которых оценивалось свыше 10 000 рублей.
Ставка на сволочь
По размерам и объему своей деятельности Московская Чрезвычайная комиссия была не только министерством, но как бы государством в государстве. Она охватывала собой буквально всю Россию, и щупальца ее проникали в самые отдаленные уголки русского государства. Комиссия имела целую армию служащих, военные отряды, бригады, огромное количество батальонов пограничной стражи, стрелковых дивизий и бригад башкирской кавалерии, китайских войск и т.п., не говоря уже о многочисленном штате доносчиков и шпионов. Во главе этого учреждения стоял Феликс Дзержинский с многочисленными помощниками. Во главе провинциальных отделений находились подонки всякого рода национальностей – китайцев, венгров, латышей, эстонцев, поляков, освобожденных каторжников, выпущенных из тюрем мокрушников. Это были непосредственные исполнители директив, получавшие плату сдельно, за каждого казненного. В их интересах было казнить возможно большее количество людей, чтобы побольше заработать. Между ними видную роль играли и женщины, которые поражали своим цинизмом и выносливостью даже закоренелых убийц, не только русских, но даже китайцев. В большинстве своем это были психи, отличавшиеся неистовой развращенностью и садизмом. Чрезвычайка раскинула свои сети по пространствам всей России и приступила к уничтожению населения, начиная с богатых и знатных и кончая неграмотным крестьянином.
В течение короткого промежутка времени было убито множество представителей науки, ученых, профессоров, инженеров, докторов, не говоря уже о сотнях тысяч всякого рода государственных чиновников, которые были уничтожены в первую очередь. Уже к концу 1919 года было уничтожено около половины профессуры и врачей.
С первых дней революции стали производиться массовые обыски, якобы для выявления скрытого у населения оружия, затем аресты, заключение в тюрьму и смертная казнь в подвалах чрезвычайки. Террор был так велик, что ни о каком сопротивлении не могло быть и речи, никакое бегство из городов, сел и деревень, оцепленных красноармейцами, было немыслимо.
На первых порах практиковались розыски якобы скрытого оружия, и в каждый дом, на каждой улице, беспрерывно днем и ночью являлись вооруженные до зубов солдаты в сопровождении агентов чрезвычайки и открыто грабили все, что им попадалось под руку. Никаких обысков они не производили, а имея списки намеченных жертв, уводили их с собой в чрезвычайку, предварительно ограбив как сами жертвы, так и их родных и близких. Всякого рода возражения были бесполезны, и приставленное ко лбу дуло револьвера было ответом на попытку отстоять хотя бы самые необходимые вещи. Грабили все, что могли унести с собой. И запуганные обыватели были счастливы, если такие визиты злодеев оканчивались только грабежом.
Допросы
Чрезвычайки занимали обыкновенно самые лучшие дома города и помещались в наиболее роскошных квартирах. Здесь заседали бесчисленные «следователи». После обычных вопросов о личности, занятии и местожительстве начинался допрос о политических убеждениях, о принадлежности к партии, об отношении к советской власти, к проводимой ею программе и прочее, затем под угрозой расстрела требовались адреса близких, родных и знакомых жертвы и предлагался целый ряд других вопросов, совершенно бессмысленных, рассчитанных на то, что допрашиваемый собьется, запутается в своих показаниях и тем создаст почву для предъявления конкретных обвинений. Таких вопросов предлагалось сотни, ответы тщательно записывались, после чего допрашиваемый передавался другому следователю.
Этот последний начинал допрос сначала и предлагал буквально те же вопросы, только в другом порядке, после чего передавал жертву третьему следователю, затем четвертому и т.д. до тех пор, пока доведенный до полного изнеможения обвиняемый соглашался на какие угодно ответы, приписывал себе несуществующие преступления и отдавал себя в полное распоряжение палачей. Шлифовались и вырабатывались методы, дошедшие в смягченном виде и до наших дней. Впереди были еще более страшные испытания, еще более зверские истязания.
Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а затем медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги, для того чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью… Затем он принимался снова расстреливать до тех пор, пока живой человек не превращался в бесформенную кровавую массу, и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут же любовались казнями приглашенные «гости», которые пили вино, курили; им играли на пианино или балалайках.
Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кистей рук и щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз… Этот способ практиковался в харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли «товарищ Эдуард» и каторжник Саенко.
В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латыш Петерс, переведенный затем в Москву. По вступлении своем «в должность» он немедленно же расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офицеров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем Урицким.
В изданной Троцким брошюре «Октябрьская революция» он хвастается несокрушимым могуществом советской власти.
«Мы так сильны, – говорит он, – что если мы заявим завтра в декрете требование, чтобы все мужское население Петрограда явилось в такой-то день и час на Марсово поле, чтобы каждый получил 25 ударов розог, то 75% тотчас бы явились и стали бы в хвост и только 25% более предусмотрительных подумали запастись медицинским свидетельством, освобождающим их от телесного наказания…»
В Киеве чрезвычайка находилась во власти латыша Лациса.
Его помощниками были Авдохин, «товарищ Вера», Роза Шварц и другие девицы. Здесь было полсотни чрезвычаек. Каждая из них имела свой собственный штат служащих, точнее палачей, но между ними наибольшей жестокостью отличались упомянутые выше девицы. В одном из подвалов чрезвычайки было устроено подобие театра, где были расставлены кресла для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, т.е. на эстраде, производились казни.
После каждого удачного выстрела раздавались крики «браво», «бис» и палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот людей, предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого было проделано отверстие для головы. Но стрельба в цель являлась для этих девиц только штучной забавой и не возбуждала уже их притупившихся нервов. Они требовали более острых ощущений, и с этой целью Роза и «товарищ Вера» выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросами, или забивали под ногти тонкие гвозди.
Негр-Тимофей
В Одессе свирепствовали знаменитые палачи Дейч и Вихман с целым штатом прислужников, среди которых были китайцы и один негр, специальностью которого было вытягивать жилы у людей, глядя
