и купил там букетик маргариток для Элоди. Расплачиваясь, он попросил у цветочницы дать ему несколько раздвоенных ивовых побегов, из которых делают цветочные корзинки. Для изго товления луков они больше подходят, причем далеко не так опасны, как старые спицы от зонти ков. Теперь ему нужна еще хорошая веревка.
Нагруженный всем этим добром, Оливье вошел в квартиру, где уже чудесно пахло тушеной капустой с мясом. Жан был дома, в домашних брюках и майке, он довольно потирал руки, види мо, настроение было хорошее. Элоди из кухни крикнула, что Оливье настоящий бездельник, что весь день она его в глаза не видела, что его гольфы ужасно запачканы, но когда мальчик препод нес ей цветы, она расцеловала его и была очень растрогана. Оливье громко пристукнул своей бутылью о стол и заявил:
— Это «Сент-Эмильон», который я разливал по бутылкам в кафе «
После ужина, уже за десертом — это был рис с шоколадным соусом, — Элоди заверила мальчика:
— Будь мы побогаче, ты бы непременно остался у нас…
— Но если тебя возьмет дядя, у него тебе тоже будет неплохо, ты знаешь, и даже… — до бавил Жан, но так и не закончил своей фразы.
Он заметил, что Оливье слушал его, низко опустив голову. Жан откашлялся и пошел к Эло ди на кухню. Мальчику хотелось заплакать, сказать им, что он только и мечтает остаться с ними, что он будет послушным, станет делать все, что надо… Потом Жан вернулся, принялся обрывать лепестки маргаритки, и они все трое долго забавлялись этой игрой. Чтоб не прикончить весь бу кетик, Жан взял колоду карт и сказал:
— Научу вас обоих играть в манилью.
И Оливье был в восторге от его уменья тасовать карты. Нет, Жан решительно все умел де лать.
Общественная прачечная на улице Башле была обозначена своеобразным, сделанным с некоторой фантазией трехцветным флагом с закругленными краями, выкованным из металла и уже успевшим облупиться и заржаветь, а слово
Оливье нравилось сюда ходить и, притворившись, будто он совсем маленький, подолгу разглядывать женщин в оживленной атмосфере прачечной — как они замачивают белье в деревянных ушатах, наклоняются над мостками, намыливают, трут руками белье и, энергич но гримасничая, колотят его вальком, затем, вскинув локти, выжимают, проворно двигаясь в клубах пара. Мальчик был в восторге от скользкого мыла, от сложенного в стопки белья, от синьки, которая при полоскании растекалась из полотняного мешочка, голубая, точно оско лочек летнего неба, и чем-то родственная той, другой «синьке», которой игроки в бильярд на тирают кончики киев из ясеневого дерева.
Хотя прачечная имела собственный желоб для стока воды, нередко можно было видеть, как желтые, пенящиеся воды захлестывают тротуар и сливаются в ручей, в котором дети пускают бумажные кораблики, плывущие прямо к канализационному люку, где они идут ко дну.
Оливье помогал Элоди нести корзину с бельем. В прачечной молодая женщина словно бы вновь попадала в атмосферу другой, памятной ей плотомойни, настоящей, на свежем воздухе: той, что была в ее родном краю, на берегу реки Трюйер. Только здесь, в городе, вода была не та кой прозрачной, не отражала неба. Тут уж нельзя было увидеть, как трепещет от ветерка при брежная травка, как выпрыгнет вдруг лягушка или быстро мелькнет рыба. И уж конечно, никакой тебе тачки, ни отдыха на травке, ни деревенских пересудов, ни веселого хохота.
Пока она стирала, Оливье сидел на краю тротуара и рассматривал мостовую, мощенную белым щебнем. В тот день он смастерил из деревянной дощечки кораблик. Между мачтами на тянул толстую резинку, которая должна была обеспечить его ход. Оливье еще украсил кораблик флажками из тряпочек, приколотив их гвоздиками, и приклеил несколько ракушек от устриц вместо спасательных шлюпок.
— Элоди, я могу уйти?
Вскоре мальчик уже был у бассейна в сквере Сен-Пьер, где дети под присмотром мамаш под гоняли палочками свои красивые парусные кораблики или пытались вернуть их назад, созда вая для этого волны.
Сначала самодельный ялик Оливье вызвал у детей лишь пренебрежительные взгляды, а потом, когда он пересек большую часть бассейна, к нему возник интерес и даже зависть. Но, к несчастью, ялик перевернулся — казалось, он уже погиб. Тогда Оливье храбро сбросил свои сандалии и зашлепал за ним по воде. Какая-то женщина крикнула ему вслед:
— Противный мальчишка! Если бы тебя видела твоя мать… Вот позову сейчас сторо жа.
Оливье не ответил, вернулся, неся в руках свой замечательный кораблик, и стал сушить ноги на солнышке. Он еще поиграл с корабельным винтом, обулся и ушел с довольной улыб кой.
Мальчик бродил по аллеям, восхищенно смотрел на покрытые нежной травой лужайки, огороженные штакетником, любовался искусственными утесами, цементными изгородями, выкрашенными под дерево, зеленым мхом у подножия статуй, потом остановился около од ного старика, который прямо с губ кормил голубей хлебом, шел дальше и по пути нажимал на плоские кнопки фонтанчиков, пускавших струйки воды для питья, следил за женщиной, прода вавшей лиловые билетики тем, кто хотел посидеть на металлических стульях, поддал ногой чей-то заблудившийся мяч, поймал на ходу серсо, в которое играла девочка…
Наконец он вышел из сквера, громко стукнув решетчатой дверцей, и двинулся к рынку Сен-Пьер, где домохозяйки перебирали купоны материи, продававшейся здесь со скидкой. На улице Андре-дель-Сарте Оливье остановился около лавки угольщика, где какой-то мужчина в синей крестьянской блузе и черной шапке играл на аккордеоне народный танец бурре для сво их земляков, которые принялись петь «
Оливье уже давно увлекался чтением стен не менее, чем книжками с картинками. Всюду изображались детишки, особенно часто вот этот, малыш с трагичной судьбой, с мыла «Кадум» (говорили, что ребенок, чье личико было сфотографировано для этой рекламы, вскоре умер, и его мать рыдала, видя свое дитя на всех стенах), в рекламах встречался и другой толстощекий крепыш с пачки питательной смеси фирмы Майзена, той самой смеси, что