Шведские спички

ша­щий че­ло­ве­чек фир­мы Тер­мо­жен, две де­ви­цы с лам­поч­ка­ми — «ма­лень­кие Вис­со да­ют боль­шой свет!». Что же ка­са­ет­ся дев­чуш­ки с шо­ко­ла­да фир­мы Ме­нье, то ей уже ост­риг­ли длин­ные ко­сы, вы­бро­си­ли кор­зи­ноч­ку и сти­ли­зо­ва­ли бо­лее со­вре­мен­но — те­перь она про­сто тень, ко­то­рая пи­шет на сте­не.

На ули­це Ла­ба тор­го­вец крас­ка­ми мсье Пом­пон в бе­лом ха­ла­те и со­ло­мен­ной шля­пе уже сто­ял пе­ред две­рью ма­га­зи­на с яр­ко раз­ма­ле­ван­ны­ми де­ре­вян­ны­ми пан­но, об­ра­зую­щи­ми на­гро­мо­ж­де­ния гео­мет­ри­че­ских фи­гур в сти­ле са­мо­го ди­ко­го ку­биз­ма. Ко­гда Оли­вье был ма­ лень­ким, этот тор­го­вец по­да­рил ему аль­бом об­раз­цов обо­ев, на из­нан­ке ко­то­рых маль­чик вы­ во­дил свои пер­вые па­лоч­ки и ца­ра­пал пер­вые ри­сун­ки: кош­ки с под­ня­тым пал­кой хво­стом, ку­ роч­ки, ла­пы ко­то­рых на­по­ми­на­ли цве­точ­ные ле­пе­ст­ки, ут­ки об­те­кае­мой фор­мы.

Оли­вье, за­ло­жив ру­ки за спи­ну, вос­тор­жен­но обо­зре­вал чу­де­са, вы­став­лен­ные в вит­ри­ не и осо­бен­но в той ее час­ти, где ле­жа­ли нож­ни­цы и кар­ман­ные но­жи. Пре­де­лом его меч­та­ний был швей­цар­ский ко­рич­не­во-крас­ный но­жик с ше­стью лез­вия­ми, ук­ра­шен­ный кре­стом — гер­бом Гель­ве­ции — и снаб­жен­ный коль­цом для це­поч­ки. Этот но­жик ка­зал­ся ему та­ким же ве­ли­ко­леп­ ным, как юве­лир­ная дра­го­цен­ность. Оли­вье им дол­го, дол­го лю­бо­вал­ся, за­тем пе­ре­вел взгляд на тор­ча­щий жи­вот мсье Пом­по­на, а ко­гда гла­за маль­чи­ка встре­ти­лись с гла­за­ми тор­гов­ца, он чуть бы­ло не спро­сил це­ну это­го но­жа. Но ис­пу­гав­шись, что це­на ока­жет­ся со­кру­ши­тель­ной, Оли­вье ог­ра­ни­чил­ся фра­зой: «Здрав­ст­вуй­те, мсье Пом­пон!» — на что хо­зя­ин лав­ки от­ве­тил весь­ма лю­ без­ным при­вет­ст­ви­ем.

Ули­ца Ла­ба, ко­гда не бы­ло солн­ца, вы­гля­де­ла мрач­ной и тем­ной. Око­ло бу­лоч­ной Оли­вье был вы­ну­ж­ден от­ско­чить в сто­ро­ну, чтоб из­бе­жать столк­но­ве­ния с не­су­щей­ся во весь опор вниз по скло­ну те­леж­кой Ло­пе­са, ху­ли­га­на из ху­ли­га­нов с ули­цы Баш­ле. Оли­вье по­смот­рел на Ло­ пе­са, ко­то­рый, стоя на ко­ле­нях в сво­ей са­мо­дель­ной те­леж­ке на под­шип­ни­ках, с боль­шой лов­ ко­стью обо­гнул угол ули­цы Лам­бер.

Маль­чик вспом­нил, что и у не­го был не­ко­гда свой под­шип­ник, но это ему по­ка­за­лось та­ким да­ле­ким. Оли­вье за­ду­мал­ся о том, ку­да же дел­ся этот под­шип­ник, и стал во­ро­шить свою на­мять. На­ко­нец пе­ред его гла­за­ми воз­ник ящик, до от­ка­за на­би­тый вся­кой ме­ло­чью, ко­то­рую Вир­жи­ ни на­зы­ва­ла «твои без­де­ли­цы». Да, под­шип­ник был там, он так бле­стел сре­ди всех этих про­бок, ве­ре­во­чек, де­ре­вян­ных ду­док, ря­дом с плю­ше­вым миш­кой, кау­чу­ко­вы­ми про­клад­ка­ми от пив­ ных бу­ты­лок, кар­тон­ным па­ке­ти­ком из ма­га­зи­на «О Мю­ге», во­ен­ным кре­ стом его от­ца, от­верт­кой, боль­шой тол­стой ре­зин­кой. Но ку­да по­де­вал­ся сам ящик?

Оли­вье еще дол­го вспо­ми­нал, по­ка все вне­зап­но не про­яс­ни­лось: в их га­лан­те­рей­ном ма­ га­зи­не этот ящик был под при­лав­ком по­след­ним сле­ва. Как стра­ст­но за­хо­те­лось ре­бен­ку тут же от­крыть ящик и вы­та­щить свой под­шип­ник, и это вновь при­чи­ни­ло ему боль. По­че­му же за­кры­та ла­воч­ка, за­пер­ты де­ре­вян­ные став­ни, за­чем нуж­ны эти пе­ча­ти на две­рях, от­че­го это ужас­ное за­пус­те­ние?

Ра­ме­ли по­здо­ро­вал­ся с ним, но Оли­вье его не за­ме­тил. Он во­шел че­рез подъ­езд до­ма во внут­рен­ний дво­рик, за­став­лен­ный зе­ле­ны­ми рас­те­ния­ми в горш­ках кир­пич­но­го цве­та, и, по­ дой­дя к ок­ну ла­воч­ки, по­пы­тал­ся при­от­крыть став­ни. По­том стал смот­реть в щель ме­ж­ду створ­ ка­ми и раз­ли­чил бе­лую мас­су ма­те­рин­ской кро­ва­ти с от­ки­ну­тым сте­га­ным одея­лом, буд­то кто- то го­то­вил­ся сей­час лечь спать. Так как маль­чик на­стой­чи­во ду­мал о под­шип­ни­ке, об­раз ма­те­ри не сра­зу воз­ник пе­ред ним. Он смот­рел на этот вы­мер­ший мир, как на экс­по­зи­цию му­зея, ос­та­нав­ ли­вая свой взгляд то на од­ном, то на дру­гом пред­ме­те: вот боль­шой бу­диль­ник со звон­ком, чер­ны­ ми рим­ски­ми циф­ра­ми и ос­та­но­вив­шей­ся стрел­кой, вот обои с вы­цвет­ши­ми фи­ал­ка­ми, а вот и шкаф с оваль­ным зер­ка­лом. В нем ви­се­ла ма­ми­на оде­ж­да, ее пла­тья, до­ж­де­вик, две ша­поч­ки: од­на вро­де ка­по­ра с си­ней лен­той, дру­гая как кол­па­чок из сафь­я­на, с ма­лень­кой се­точ­кой, чтоб под­дер­жи­вать ло­ко­ны.

Ко­гда Вир­жи­ни оде­ва­лась пе­ред вы­хо­дом в го­род, Оли­вье го­во­рил ей: «Ма­моч­ка, ка­кая же ты кра­си­вая!», и она от­ве­ча­ла: «Как этот мо­ло­дой че­ло­век лю­бе­зен!» Они час­то вы­хо­ди­ли вме­сте и то от­прав­ля­лись в ки­но «Ге­те-Ро­ше­шу­ар» по­смот­реть аме­ри­ кан­ские филь­мы, уно­сив­шие их в иной мир — «Тар­зан», «Че­ло­ век-не­ви­дим­ка», «Бен-Гур», — а так­же уви­деть ко­ми­ков Ло­ре­ла и Хар­ди, Ча­п­ли­на, Бас­те­ра Ки­то­на, Га­роль­да Ллой­да, за­став­ляв­ших их кор­чить­ся от сме­ха, то шли к по­став­щи­кам га­лан­те­рей­ных то­ва­ров на буль­вар Се­ба­сто­поль, ули­цы Ка­ир, Же­нер, Сан­ тье. Они са­ди­лись в мет­ро в на­прав­ле­нии Ша­то Руж, схо­ди­ли на «Ре­о­мюр-Се­ба­сто­поль», и Оли­ вье уже знал наи­зусть все ос­та­нов­ки это­го мар­шру­та, по­вто­ряя их как при­пев: «Бар­бес-Ро­ше­шу­ ар», «Гар-дю-Нор», «Гар-дел'Эст», «Ша­то-до». На об­рат­ном пу­ти он по­мо­гал ма­ме не­сти па­ке­ты с лен­та­ми, тка­ня­ми, ка­туш­ка­ми. Ино­гда они уд­ли­ня­ли свою про­гул­ку, де­лая крюк че­рез ры­нок на Цве­точ­ной на­бе­реж­ной, и на­ве­ща­ли тор­гов­цев се­ме­на­ми и про­дав­цов птиц на на­бе­реж­ной Лувр, пе­ред тем как от­пра­вить­ся в оверн­скую пив­ную «Озарм-де-ля-Виль», что на­про­тив уни­вер­ма­га «Ба­зар-дель-отель-де-Виль», и по­есть там ва­фель, за­пи­вая их ста­кан­чи­ком раз­но­цвет­но­го кок­тей­ля.

Упер­шись лбом в став­ни, све­сив ру­ки, Оли­вье сто­ял не­под­виж­но, как кук­ла, и пре­да­вал­ся меч­там. Пе­ред ним его ма­ма Вир­жи­ни в ши­ро­кой юб­ке и вы­ши­той коф­точ­ке рас­ха­жи­ва­ла по ком­на­те. Она при­че­сы­ва­лась, что-то на­пе­вая, вты­ка­ла шпиль­ки в свой боль­шой свет­лый шинь­ он. Ре­бе­нок смот­рел на нее с вос­хи­ще­ни­ем, и ему хо­те­лось сме­ять­ся и пла­кать од­но­вре­мен­но, он весь дро­жал от сча­стья и стра­ха, его бро­са­ло то в хо­лод, то в жар. Вир­жи­ни по­вер­ну­лась к ок­ ну и вне­зап­но за­сты­ла, как это бы­ва­ет в ки­но, ко­гда кар­ти­на пре­ры­ва­ет­ся вдруг на ка­ком-то кад­ре. Оли­вье ис­кал ее взгляд, хо­тел раз­ли­чить чер­ты ее ли­ца, но ви­дел лишь свет­лый овал. По­ том иг­ра све­та вы­зва­ла пе­ред ним дру­гой жен­ский об­лик, гла­за, нос, рот, но это бы­ли со­всем не те, та­кие зна­ко­мые ему чер­ты. Он тре­пе­тал от вол­не­ния и от­чая­ния: нет, он ви­дел уже не ма­му, а ка­кую-то дру­гую жен­щи­ну, чем-то на­по­ми­нав­шую и Прин­цес­су и Эло­ди. Маль­чик за­крыл гла­за, сно­ва от­крыл их и боль­ше ни­че­го не уви­дел: при­зра­ки рас­тая­ли.

Имен­но то­гда он по­чув­ст­во­вал, что на его пле­чи мяг­ко лег­ли чьи-то ру­ки. Он как бы вы­ныр­ нул на по­верх­ность ду­шив­ших его се­рых свин­цо­вых вод и обер­нул­ся. Оли­вье уз­нал ма­дам Кап- Мюл­лер, же­ну фре­зе­ров­щи­ка по ме­тал­лу, уз­нал ее тол­стую свет­лую ко­су, спус­каю­щую­ся вдоль спи­ны и чем-то род­нив­шую ее с Грет­хен.

— Что ты здесь де­ла­ешь, Оли­вье? Ма­лень­кий мой, не­сча­ст­ный ма­лыш, крош­ка моя, пой­дем от­сю­да…

Она при­жа­ла его к се­бе и по­ве­ла, как ве­дут вы­здо­рав­ли­ваю­ще­го по­сле тя­же­лой бо­лез­ ни, по уз­ко­му дво­ри­ку, где он ко­гда-то учил­ся хо­дить. Здесь все ему бы­ло зна­ко­мо, лю­бой за­ко­ уло­чек, ка­ж­дый ка­му­шек, ка­ж­дая вы­бои­на и да­же ве­рев­ка для бе­лья, и все пред­ме­ты, ка­кие здесь толь­ко бы­ли. Сле­ва Оли­вье опять уви­дел стен­ку с по­сто­ян­но за­пер­той две­рью, ко­то­рая его все­гда ин­три­го­ва­ла. Он по­ло­жил на нее ру­ку и спро­сил:

— А ес­ли дверь от­крыть, ку­да по­па­дешь?

— В дру­гой дво­рик, ко­неч­но…

Оли­вье ах­нул от удив­ле­ния, как буд­то это бы­ло так стран­но. Они ос­та­но­ви­лись око­ло горш­ ков с цве­та­ми, и жен­щи­на пе­ре­чис­ли­ла ему их на­зва­ния: па­по­рот­ник, как­тус, плющ, сам­шит, ас­па­ра­гус… но она не все зна­ла. За­тем под­толк­ну­ла маль­чи­ка к подъ­ез­ду и за­ста­ви­ла вер­нуть­ ся к дей­ст­ви­тель­но­сти:

— Пой­дем со мной. Я за­бы­ла ку­пить са­хар…

На ули­це Оли­вье по­ка­за­лось, что он на­хо­дит­ся со­всем в дру­гом ми­ре. Как буд­то он вер­нул­ ся из очень даль­не­го стран­ст­вия. Что-то еще уг­не­та­ло его, тес­ни­ло грудь, при­чи­ня­ло ду­шев­ную боль. Что — он не знал. И то­гда он вы­та­щил свой но­со­вой пла­ток, два­ж­ды вы­смор­кал­ся, про­сто так, без вся­ко­го смыс­ла, чтоб ка­ким-то дви­же­ни­ем ото­гнать то­мя­щее его чув­ст­во.

*

Иной раз бы­ло дос­та­точ­но не­мно­го му­зы­ки, что­бы пол­но­стью из­ме­нил­ся ха­рак­тер ули­цы. Об­лик ее за­ви­сел от зву­ков нег­ри­тян­ско­го джа­за, от ве­се­лой опе­рет­ты или пе­ре­ли­вов ак­кор­ де­о­на. Бы­ва­ло, что ули­ца ка­за­лась на­ив­ной и по­эти­че­ской бла­го­да­ря ста­ро­мод­но­му ви­ду