продавца козьего сыра, который заходил сюда раз в неделю, по вторникам, и стоял на пере крестке улиц Николе и Башле. Он посвистывал в свою целлулоидную дудочку, напоминающую флейту Пана, и дети первыми подбегали к нему, приходя в восторг от трех коз (их звали Бикет, Кабрет и Бланшет), рога которых они ощупывали робким жестом маленьких горожан.
Переливы этого деревенского музыкального инструмента слышались еще издалека, и хотя мелодия казалась однообразной, было в ней что-то игривое, легкомысленное, а иной раз звучала и одинокая грустная нота. Женщины покупали круглые сыры с синей коркой и надпи сью
Улица имела свой животный мир — собак, в большинстве дворняжек; кошек, мурлыкаю щих на подоконниках; золотых рыбок в стеклянных сосудах; канареек в клетках, где стояли кормушки с измельченной косточкой каракатицы и травой-звездчаткой; голубей, воробьев, серых бархатистых летучих мышей, в которых дети целились из рогаток; ослов, везущих те лежки, принадлежащие тряпичникам; першеронов, развозящих товары в повозках; крыс, наводнявших погреба и настолько дерзких, что даже днем вылезали на улицу, — не говоря уж о том зверье, что разводил папаша Бугра, разделяя с животными свой хлеб насущный.
В праздничные дни на улицу заходили бродячие музыканты с обезьянкой или медведем, плясавшими под звуки гармоники, пока местные псы тявкали на них, держась на почтительном расстоянии. Летом, когда в квартирах открыты окна, можно было услышать попугая, принад лежавшего мадам Папа, который выкрикивал: «А ты газ закрыла? Закрыла газ? А воду? А во ду?..» В палисадниках еще ползали в те времена черепахи, на степах водились улитки, кое-где под камушком сидела жаба. В праздник Жирного Быка, традиция которого уже угасала, на террасе «
Кроме уличного зверья, существовало еще и другое, оно тоже волновало воображение и было очень привлекательно для Оливье, как и для остальных детей (взрослые не обращали на него никакого внимания). К этой особой фауне можно было отнести волчонка с эмблемы на берете скаута; белого льва с пачки крахмала фирмы Реми; черного льва с ваксы для обуви; крокодила с фирменного знака мужских рубашек Лакоста; курочку с пакета куриного супо вого набора, изображенную над дымящимся котелком; пингвина Альфреда рядом с Зигом и Пюсом; Микки-Мауса с его второстепенными коллегами; Кота Феликса; старого Жедеона — утку художника Рабье; только что появившегося на свет слоненка Бабара; маленьких лоша док из какой-то игры; героев басен Лафонтена и Флориана; жирафа, которого приходилось складывать из отдельных кусков, нарисованных на разных гранях пяти кубиков; петуха из ки нохроники «
Оливье заметил издалека берет (какой носят обычно баски) на голове продавца сыров, высокого тощего парня с резкими чертами лица, ну точь-в-точь актер Пьер-Ришар Вильм! Маль чик подошел ближе, так как ему хотелось услышать флейту и он надеялся, что торговец сырами сыграет до своего ухода какую-нибудь мелодию. Оливье терпеливо ждал, поглаживая жест кую козью шерсть. У коз были нежные глаза, и они напоминали грустных старых дев в дождливый день. Но городской пастух ушел, даже не поднеся к губам своей сельской дудочки.
Около Оливье стояла девочка лет пяти-шести, брюнетка с изогнутыми дугой бровями и черными, как агат, глазами, освещавшими все ее личико с остреньким подбородком. Оливье взял эту маленькую лисичку за руку, и они пошли вверх по улице. Играя в старшего брата, он до вел ее до дома номер 76, в котором жил ее отец — кустарь, делавший шляпы. Оливье сказал: «До свиданья, Мими», а так как девочка не знала его имени, то она просто ответила: «До свиданья, мальчик!»
Оливье уже хотел перейти улицу, чтоб войти в дом, где жили его кузены, как вдруг появились двое ребят с улицы Башле, постарше его — Дуду и Эмиль (этого называли Пладнером в честь знаменитого боксера), явно ища, как говорится, «к кому бы придраться». Дуду завопил:
— А! Девчонка…
— Я не девчонка! — ответил с достоинством Оливье.
Они смерили его взглядом и кончиками пальцев с презрением пихнули от одного к друго му. Оливье чуть не упал, попытался отбиться, но безуспешно: руки у них были длинней, чем у не го. Вот если б здесь оказались Лулу и Капдевер! Мальчишки, войдя во вкус, стали толкать Оливье все сильнее и сильнее, и он уже не мог уберечься от резких, со всего размаха, пощечин. Поще чины Оливье особенно ненавидел, уж лучше били бы кулаками, хотя это и гораздо больней. Мальчик с яростью защищался, как вдруг из окна послышался женский голос:
— Оставите вы его наконец в покое?
А эти дылды, задрав головы, стали браниться:
— Заткнись, Принцесса, не твое дело, не прикончим мы этого смазливого шкета…
Оливье воспользовался тем, что их внимание было отвлечено, и удрал в подъезд своего дома. Он полагал, что спасен, но Дуду и Пладнер преследовали его и на лестнице. Успеет ли он добежать до третьего этажа или они схватят его раньше? Но вот появился тот единственный, кто мог им противостоять: Красавчик Мак. Ему стоило лишь чуть приподнять бровь над злым своим глазом, как обидчики Оливье пустились бежать наутек вниз по лестнице, громко стуча башма ками.
В свою очередь Оливье, очутившись меж двух огней, попытался дать тягу, но Мак схватил его за руку, прижал к стене и посмотрел на него со своей жестокой улыбкой. Ребенок окаменел. Хватит с него, ему все это надоело: пусть и Мак разобьет ему физиономию, пусть причинит любое зло! И все-таки он задрожал, когда почувствовал, что его отрывают от пола и, быть может, сбросят сейчас с лестницы. Но Мак, держа Оливье под мышкой, поднялся на шестой этаж, на са мый верх, где паркет на площадке уже не натерт, и, все еще не выпуская мальчишку из рук, вошел к себе в комнату. Он закрыл дверь и кинул Оливье ничком на матрас, так что его даже слегка под бросило. Потом, упершись кулаками в бока, Мак уничтожающе посмотрел на него и проце дил:
— Мелочь несчастная! Король драк…
Оливье съежился, подпер коленями подбородок и ждал, чем все это кончится, слабо на деясь на то, что ему даруют свободу. Мак снял свою шляпу, напялил ее на футбольный мяч, стянул пиджак, соскреб с него какое-то пятнышко, щелкнул несколько раз ногтем по ткани и закурил си гаретку с фильтром. Потом он открыл окно и поговорил с Мадо — она жила этажом ниже.
Оливье не разобрал, о чем они говорили, но услышал, как было сказано «несчастная ме лочь», и понял, что речь идет о нем. Он воспользовался рассеянностью своего тюремщика, чтоб тихо проползти по матрасу поближе к двери, но Мак резко обернулся и сделал ему знак немед ленно вернуться на место. Напуганный мальчик подчинился.
После этого Мак поправил запонки, расслабил свой полосатый галстук и устроился в пле теном ивовом кресле, положив ноги на стол. Красавчик читал журнал «