Предложение понравилось, и все остальные выразили свое согласие. Лулу и Оливье об менялись быстрым взглядом и попробовали удрать. Но дальше первого дворика уйти им не удалось, их схватили и заставили оставаться здесь.
— Ваксы! — потребовал Лабрусс.
— Дорого вы за это заплатите, смотрите! — сказал Лулу.
— Око за око, зуб за зуб, вот как мы вам отомстим! — заявил Оливье.
Ждать пришлось недолго. Менкаччи пришел с коробкой черной ваксы и щеткой, которые стянул у матери. Начали с Оливье. После свирепого сопротивления он был численно подавлен противником. Как герой перенес он несколько пыток, а потом враги стащили с него штанишки и начали мазать черной ваксой его круглые ягодицы. Лулу не мог скрыть своего бешенства. Он принялся вопить, и пришлось заткнуть ему рот платком. Пришла встревоженная привратница этого дома и, вооружившись выбивалкой для ковра, сплетенной из ивовых прутьев, принялась выколачивать ею спины озорников. Началось неудержимое бегство, и тогда Оливье и Лулу остались одни.
Оливье начал натягивать штаны. Он был весь красный, руки у него дрожали. А Лулу по вторял сквозь зубы:
— За это они заплатят, заплатят!
Не в силах удержаться, они кричали:
— Ну и бандюги же, подлые!
Ребята пулей пробежали улицу Лекюйе, но сразу вернуться на улицу Лаба не решились. Оливье был озабочен, как привести себя в порядок, где отстирать грязные трусики, чтоб Элоди ничего не заметила. Может, прибегнуть к помощи Бугра или Альбертины, но как им все это объ яснить?
Уныло опустив головы, ребята дошли до Шато Руж, потом по улице Пуле побрели к рынку. Торговцы ранними фруктами укладывали горками персики, сливы, абрикосы, выставляя сверху наиболее красивые. На черных грифельных досках они надписывали мелом цены и го товились к натиску домохозяек. Зеленщицы регулировали весы и сворачивали кульки из старых газет. Рядом, опершись на свою метлу, стоял дворник и задумчиво смотрел на канав ку.
Оливье и Лулу все еще не могли прийти в себя от нанесенного им оскорбления. Лулу го товился мстить не на живот, а на смерть. Оливье прикидывал возможные последствия: на улице его никто не станет жалеть, даже могут наградить издевательской кличкой: «Эй, черный зад», или кинут: «Задница-то вся в ваксе!» Наконец Оливье решился заговорить:
— Слушай, Лулу. Я хочу тебя о чем-то попросить…
— О чем?
— Да эта вакса… Никому про нее не говори. Никому! Понял? Пусть это останется нашей тайной.
Но Лулу не ответил. Голова его все еще была занята бандой с улицы Лекюйе, и он мыслен но представлял себе добрый десяток ребят, перевязанных, как колбасы, лежащих задом вверх, а рядом коробки с ваксой — всех, всех цветов…
Под конец он все же поделился своими планами.
— Нет, мы скажем нашим. Тогда они помогут отомстить. Раздолбаем их вдрызг!
Ему, видно, казалось уже, будто все мальчики с улицы Лаба и Башле прошли через эту пыт ку — «обмакнуть задом в ваксу». Оливье, который никак не рассчитывал на подобную солидар ность, начал угрожать:
— Если ты проговоришься, Лулу, то я скажу, что и тебя мазали ваксой, и даже…
— И даже?
— И даже… со всех сторон!
— Врун!
— А ты ябеда!
Они злобно посмотрели друг на друга, однако серьезность ситуации заставила их прийти к соглашению.
— Ладно, — сказал вдруг Лулу, — не будем болтать про ваксу. Только придется сказать, что они нам руки выкручивали, лупцевали, плевали нам в рожу. А потом кричали, что ребята с улицы Башле — подонки… И еще… И еще… Ну ладно! Заткемся!
Они хлопнули по рукам, скрепив сделку, как торговцы скотом на базаре. И посмотрели друг другу прямо в глаза: общая беда их объединяла. Лулу уставился в сторону улицы Лекюйе и выкрикнул:
— Если ты не идешь к Лагардеру[15], Лагардер пойдет к те бе сам.
За этим последовала короткая пародия на дуэль. Потом ребята заулыбались весело, как и прежде. Оливье чувствовал, что его трусики просто приклеились к коже. Он еще раз посмот рел на приятеля, вспомнил песенку «
Ребята по очереди пробовали кататься на самокате маленького Рири, которому отец подарил эту штуку в конце школьного года в награду за прилежание. Каждый из мальчишек должен был объехать дважды вокруг квартала, а Анатоль засекал время. К удивлению всех, выиграл Оливье, но Капдевер обвинил его в мошенничестве, и они пылко заспорили.
Альбертина, с лицом ярким, как помидор, сидела на своем обычном месте перед открытым окном и подшивала края грубого полотняного полотенца с красными полосами. Одновре менно она слушала стоявшего под окном Гастуне, разъяснявшего, что в прежние времена бы ло гораздо лучше, что упадок наметился уже в начале тридцатых годов, когда из-за красных все стало загнивать, и теперь страна идет к краху и сплошной анархии… Альбертина задумчиво по качивала головой. Они обменялись еще парой фраз, начинавшихся с одних и тех же слов — «в мое-то время» или «когда я был помоложе», — потом наступила пауза. Альбертина склонила голову, поглядывая, как ей казалось, весьма нежно на своего собеседника. Она все ждала той счастливой минуты, когда он наконец скажет: «Надо бы нам пожениться». И тогда бы она, на кручивая на палец один из своих локонов, приняла бы мечтательный вид и, чуть пораздумав, ответила бы ему с очаровательной снисходительностью: «Гастуне, в нашем-то возрас те…»
Хозяин «
— Ну! Тебе играть, твой черед…
Где же пребывал Оливье? Он замечтался. Мальчику было хорошо с друзьями. Подумать только — ведь ему казалось, что они оттолкнут его, раз он потерял мать. Нет, он чувствовал себя с ними на равных и веселился вовсю; однако он понимал: это лишь видимость и что-то все же их разделяет. Ему случалось чувствовать себя одиноким, отчужденными от всего и всех. Когда ребята толковали о семенных делах, о планах на будущее, все это казалось ему посторонним. Оливье их слушал, что-то говорил в ответ, снова слушал, а потом будто куда-то проваливал ся.
— Ох! Извините…
— Ты опять витал в облаках?
Оливье положил свою карту на карту Лулу, и оба разом воскликнули: «Спор». Игра еще про