С первых шагов начались осложнения: по понедельникам музей для посетителей закрыт. По правде говоря, Куль-шапку не очень-то интересовали старинные монеты, но как все-таки попасть внутрь? У подъезда музея он увидал машины. Одна из них была особенно хороша – большая, зеленая. Швейцар в расстегнутой на груди рубашке читал газету, ел абрикосы и потел.
Куль-шапка, не дожидаясь, пока его спросят, по какому он делу, прямо подошел к дверям швейцарской.
– Скажите, есть у вас тут такой Халаши?
Швейцар отложил пакет с абрикосами на скамью,
– Нету.
– И не было?
– И не было.
– Ну а Халас?
– Говорю, нету. Ни того, ни другого. А для чего вам?
– Видите ли, мы вместе с ним были на Народном стадионе, рядом сидели. Давненько, правда, это было, но мы крепко сдружились. Он говорил, будто служит здесь, в музее. Нынче я свободен, проходил как раз мимо. Думаю, дай загляну к нему, ведь уж он так звал тогда.
– Папик – нет, не может быть, – рассуждал швейцар, – потому как у него нет одной ступни и с тех пор, как потерял на войне ногу, его футбол не интересует. Матэ тоже навряд ли… Халаши, вы говорите? Это точно? Вы не ошибаетесь? И у нас работает?
– А то где же!
– Так то будет, видно, не Халас, а Ревес[7], вы просто не разобрали. Шани Ревес, тот, который дом свой продает. Он точно ходит на Народный стадион.
Ревес! Ох уж этот старый хрыч Понграц, неужто у человека к старости такая дырявая становится голова? Какая разница – Халаши, Халас или Ревес? С водой связано – и ладно. Факт, Ревес, вот кто ему нужен!
– Ну а можно мне к нему?
Швейцар покачал головой.
– Придется обождать, его здесь нету.
– Когда же он придет?
– Да он в любую минуту может вернуться. Он только что выбежал сюда, на угол, – зуб, говорит, разболелся, так он решил взять немного рому прополоскать рот.
Он, чтоб ему пусто было, он! Вот забулдыга окаянный! Четыре часа дня, а он уже возле стойки. Теперь- то уж никуда этот Ревес от него не денется. Куль-шапка внимательно посмотрел на швейцара и направился к выходу. Сейчас он найдет этого пропойцу. Швейцар кричит вдогонку, чтобы он поторопил Ревеса и сам, чего доброго, не застрял с ним на радостях. Ревесу крепко влетит, если его хватятся. Правда, сегодня музей закрыт, но в здании полно посторонних, и он не желает отдуваться за Ревеса.
Зайдя в пивную, Куль-шапка тотчас же заметил Ревеса. Он узнал его по форме. Облокотившись на стойку, Ревес пил ром. Ну и кислая физиономия! Непонятный все же народ эти бабы: что могла найти в нем Жофина мать? Низенький, тощий, усы что пакля, морда серая. А пьет-то как, боже милосердный. Будто ему противно, будто и вправду только полощет ромом зубы. Ох, и незавидная же доля у той, что живет с этим типом! С полчетвертого уже торчит в винной лавке! В такую жару – -и вдруг ром! Еще бы вино какое, а то ром! Куль-шапка заказал стакан вина и стал вертеться около Ревеса. Как бы его зацепить?
– Толстяк из подъезда передать велел, чтобы вы, того, поторапливались. Говорит – заметят, что отлучились, и нагоняй будет.
Ревес повернул к нему голову.
– Вы из музея?
– А то откуда же? – отрезал Куль-шапка. – За вами вот… Вижу, вы тут неплохо развлекаетесь.
– Какое же тут развлечение? Я, почитай, в аптеке. Пью микстуру.
Опять кислую мину корчит! Фу, что за противная морда!
Зависть небось разбирает пузатого Раца, что я тут зуб лечу, подумал Ревес. Что поделаешь, раз люди все завистливы и коварны. В особенности там, в газете. Сначала заставили его выложить за объявление чистоганом двадцать восемь форинтов, а потом выбросили ровно половину того, что он написал. Со вчерашнего дня он не может успокоиться. Это нельзя так оставить. Придется жаловаться. Они должны ответить за свои проделки! А зуб, зуб-то! Да еще этот тип пристает к нему! Может, по объявлению? Он его впервые видит.
– Вы насчет дома? – повернулся Ревес к Куль-шапке.
Андраш Киш тряхнул головой.
Должно быть, малый заинтересован, если приехал прямо к нему в музей. Видно, уже ездил в Зугло. Хорошо, что у жены хоть раз в жизни хватило ума дать его рабочий адрес. Придется похвалить ее.
– Как домик? Правда, симпатичный?
Андраш Киш сказал, что действительно симпатичный, ничего не скажешь, только очень уж дорогой.
– Дорогой?! – воскликнул Ревес. Все в один голос говорят это. Но уступать он не собирается. Значит, Андраш Киш – каменщик? Так чего же он сам не построит себе дом, ежели при деньгах? Ну, да какое ему дело. Сейчас они вместе вернутся в музей, посидят там да потолкуют. Сегодня никого уже не принесет. Сегодня посещений нет.
