— Если ты считаешь нужным, папа, — неуверенно ответила та.
— Хорошо... — Питер встал. — Ты отлично выполнил поручение, Туалат-хан.
— Огорчен, что не привез вам девушку, Блант-бахадур. Я хотел схватить ее и доставить сюда.
— Рад, что ты этого не сделал, — сказал Питер, помня свое собственное ухаживание.
— Хотелось бы все сделать более цивилизованным способом. А сейчас позволь нам сообщить Уильяму хорошую новость. — И он, широко шагая, направился по коридору. Елена следовала за ним по пятам.
— Папа! — запротестовала она, — ты же знаешь, что тебе не следует спешить, врач...
— К черту врача! — Блант вышел на балкон и посмотрел во двор, где Уильям с одним из командиров упражнялись с мечами. Дед хлопнул в ладоши, привлекая внимание.
— Хватит, — сказал он, — ты мастерски дерешься. У меня для тебя новость.
Уильям оглянулся на голос деда, и его темное лицо озарила улыбка:
— Мы снова отправляемся в поход?
Питер засмеялся:
— Именно так, но без армии. Ты, твоя тетя и я. Вот и все наши войска. Поднимайся сюда и все узнаешь.
«Странно», — подумал он. У него внезапно перехватило дыхание.
— Папа! — Елена поймала его руку и закричала: — Симки! Кто-нибудь...
Уильям взбежал по лестнице одновременно с появившимся из внутреннего коридора слугой. Елена опустилась на пол, не в силах удержать тяжелое тело отца, с которым внезапно случился сердечный приступ.
— Дедушка! — Уильям взял деда за руку и слегка потянул, словно призывая того подниматься.
— Ничего, — прошептал Питер. — Мальчик, я нашел тебе жену. У меня...
Боль снова вернулась. Питер с испугом посмотрел на внука. Он не ожидал, что это происходит именно так.
Глава 12
НЕВЕСТА
Сам Акбар пришел проститься с телом Питера Бланта.
— У него нет храма для погребения? — спросил он. — Как это случилось?
— Ему нужен только простой крест, падишах, — печально объяснила Елена.
— Простой крест! — возмутился Акбар. — Для моего самого верного бахадура? Да я сооружу такой крест, что вся Индия будет дивиться ему. Но скажите, почему случился приступ?
— От волнения, падишах. — Елена рассказала о новости из Диу.
— Ну, тогда ладно, — сказал падишах. — По крайней мере, он умер счастливым. Теперь малыш должен выполнить волю деда и жениться на этой девушке. Это также и моя воля. Ты сопроводишь его, Елена-ага.
Женщина покорно склонила голову.
Питера Бланта, великого Блант-бахадура, похоронили со всеми полагающимися его положению почестями. Вся гвардия по этому случаю была одета в золотую с красным униформу, в железные латы и шлемы, сверкающие на солнце. Гроб несли Уильям и пятеро тук-баши из гвардии. Сразу за ним шел сам император с Абул Фазлом, а следом — Елена, одетая в белое сари.
Для погребения тела решили построить мавзолей. На самой окраине Фатехпур Сикри уже заложили фундамент, на котором он должен был вскоре вырасти.
— Его будут помнить, — печально объявил Акбар.
И вот пришло время готовиться к путешествию в Диу. Неизвестность предстоящего путешествия тяготила душу Елены не меньше, чем смерть отца, ведь со дня смерти матери тоска не оставляла ее, и это естественно.
Беспокоилась Елена не о себе: как глава женской половины семейства Блантов она находилась под защитой султана. Ее отец был очень богатым человеком, потому у нее сложился особый круг друзей среди мусульманок, с которыми она пила кофе, лакомилась сладостями и сплетничала. И у нее был Уильям, чтобы любить и баловать его, словно своего собственного сына.
У нее возник собственный мирок, в котором она жила, для которого родилась и от которого никогда не отделялась.
Ее подруги, как правило, были замужем, причем отданы замуж сразу по достижению половой зрелости, и потому не могли понять ее удовлетворенности.
— Как может женщина жить без любви мужчины? — удивлялись они. — Только под мужчиной можно получить полное удовлетворение.
Эти высказывания вызывали у нее чувство неприятия.
— Я предпочитаю остаться хозяйкой в доме отца, — отвечала она. — Я родилась в Фатехпур Сикри и умру здесь, в родительском доме.
Она не любила покидать Агру и кроме Дели не ездила никуда.
Но сейчас ей приказали ехать значительно дальше... в Диу, в португальский город.
Елена никогда раньше не общалась с земляками своей матери, хотя Хуана учила ее португальскому языку — ведь это был ее родной язык. Она не имела представления ни о манерах, ни об обычаях, ни об одежде, ни даже о морали: мать вспоминала о Гоа тридцатипятилетней давности.
Она долго размышляла, как же быть, но в конце концов решила, что самое лучшее для нее — надеть сари, очень ей шедшее.
Уильям наблюдал за приготовлениями тоже с некоторым беспокойством.
Он бывал с войсками далеко на юге, но никогда не добирался до самого Диу. И вот теперь собирается туда за невестой, которую выбрали для него дед и император. Но это не индийская девушка, стремящаяся угодить мужу, покориться ему, почитать его.
— За ней надо будет ухаживать, — предупреждала Елена. — Европейские женщины не так раболепны, как индийские.
Уильям не представлял, как надо ухаживать за женщиной, и не был уверен, что жаждет этого. Только двух женщин он признавал: Елену и свою бабушку, поскольку те были ему ровней. Конечно, каждый кланялся до пола, когда мимо проходила одна из жен Акбара или одна из жен какого-либо высокопоставленного представителя мусульманской иерархии. Но Елена не уставала твердить, что его мать была раджпутской принцессой, поэтому он такой высокородный, как никто на земле.
Что касается социального положения, то всю его сознательную жизнь именно оно определяло место мужчины в обществе. Положение тук-баши в гвардии не позволяло ему иметь дело с женщинами вне стен своего дома. Когда ему требовалось удовлетворить желание, он звал одну из своих наложниц, привлекательную индийскую девушку. Их у него было много, они хихикали и шептались, но никогда не говорили серьезно, ибо единственная их обязанность была удовлетворять господина, и он знал это.
Он намного сильнее переживал смерть деда, чем его тетка. Уильяму было только девятнадцать, когда Питеру уже перевалило за семьдесят, хотя в то время он оставался все еще как прежде бодрым. Судя по его здоровью — а дед перед смертью выглядел здоровым как никогда, — ему бы еще жить да жить, и вдруг столь внезапный конец.
Потеряв близкого человека, которого боготворил, Уильям чувствовал себя нестерпимо одиноким. Возникло ощущение наследственной изолированности Блантов. Наверняка и сам Питер чувствовал то же, узнав о смерти Ричарда Бланта, а Ричард Блант испытывал нечто подобное, когда у него на руках умер сэр Томас. Каждое ушедшее поколение переживало подобные потери.
