Но это, похоже, не тревожило и не трогало Суня. Они приближались к Тяньаньмэнь, где их ожидал Юань в парадном одеянии маршала: малиновом халате, украшенном орденами, и белых бриджах. Его белую шляпу венчали страусиные перья, сбоку висела сабля в позолоченных ножнах, на поясе — белая кобура револьвера. Лицо его хранило выражение как всегда спокойное, даже немного сонное. Он выглядел умиротворенным. Ну что ж, подумал Роберт, у него были на это все основания.
Роберт взглянул на адъютантов маршала, которые выглядели не менее блистательно, и узнал среди них Мартина, который отличался ростом и крепким телосложением. Мальчик — ему еще не было восемнадцати — смотрел прямо перед собой, левой рукой легко удерживая поводья. И он тоже выглядел абсолютно уверенным и умиротворенным.
Позади и по бокам от маршала застыли по стойке «смирно» его элитные подразделения. Дальше за войсками в открытых экипажах находились почетные гости с женами. Немного в стороне расположились экипажи с наложницами Юаня, как решил Роберт, поскольку в них сидели только женщины.
Вдруг его сердце забилось чаще. Он пригляделся. Одна из женщин... она могла быть китаянкой, судя по блестящим темным волосам. Но нет, слишком высока для китаянки, да и кожа светлая. Ее лицо было трудноразличимо на большом расстоянии, но он узнал эту женщину... Испытал ли он в этот миг чувство огромного облегчения или огромной тревоги? Возможно ли? От пламенного революционера к военному диктатору? От того, кого она, по ее утверждению, страстно любила, к тому, кого люто ненавидела? Но теперь он хотя бы знал, что она жива и, вероятно, ее больше не надо спасать.
Моника Баррингтон сошла с рикши, ощущая странное чувство страха и радости. Ни один из членов семьи, насколько она знала, никогда раньше не удостаивался приглашения на обед в дом Адриана.
Она колебалась некоторое время, прежде чем принять приглашение. Невозможно было не заметить оценивающий взгляд Адриана, которым он мысленно раздевал женщину, медленно и методично, начиная от плеч, до корсажа и затем до бедер. Это был тот взгляд, который одних женщин пугал и возмущал, а у других вызывал жалость к мужчине, который, вероятно, в силу каких-то особенностей характера, не мог позволить себе большего, чем только смотреть, который вынужден был пользоваться только служанками. Она знала по рассказам, что он обращался со своими слугами как с рабами, порол их и издевался как хотел. Но Роберт, с его врожденной деликатностью относительно личной жизни других, если она не становится достоянием общественности, всегда считал, что слуги Адриана, даже женщины — или особенно женщины? — все до одного преданы ему.
Роберта Адриан никогда не приглашал к обеду.
И вот теперь ее деверь вознамерился смотреть на нее тем тоскливым взглядом... А что еще? Она гадала, одобрил бы Роберт ее решение принять приглашение или нет? Пожалуй, он должен был одобрить, ведь по большому счету она преследовала благую цель сплотить эту семью, над которой тяготел злой рок, особенно после исчезновения и скорее всего смерти Виктории. А одобряла ли она сама свой поступок? Вообще-то в глубине души — нет. Но она пришла. Она была чрезмерно любопытной.
Дворецкий встретил ее мрачно:
— Меня зовут Цян Лу, мадам.
Это был важный, спокойный человек, не моложе пятидесяти лет, одетый в шелковые халат и панталоны. Никаких признаков порочности она пока не замечала.
Моника вошла в гостиную, где ее приветствовала высокая сухощавая китаянка, которая также поклонилась ей.
— Добро пожаловать, мадам Баррингтон. Меня зовут У Пин. Хозяин приглашает вас выпить аперитив.
Моника была еще больше заинтригована. Одежда У Пин представляла собой бледно-голубой чон-сам, который обтягивал ее поджарую фигуру, как перчатка, белья под платьем не просматривалось. Служанке также за пятьдесят. Следов красоты не наблюдалось ни в ее лице, ни в фигуре.
Моника прошла за женщиной в приемную, где ее ждал Адриан. К обеду он облачился во фрак с белым галстуком. Хозяин дома взял ее за руку:
— Моника, как ты красива.
Моника и в самом деле выглядела очаровательно: зеленое вечернее платье с глубоким декольте, золотисто-каштановые волосы уложены а-ля помпадур, бледная в мелких веснушках кожа казалась почти прозрачной.
— Спасибо, Адриан. Надеюсь, я не единственный гость. — Она прекрасно знала заранее, что больше никого не будет, но считала необходимым упомянуть об этом.
— Зачем нам нужно, чтобы кто-то мешал? — спросил он и повел ее к дивану. Цян Лу стоял наготове, держа поднос бокалов с шампанским. Адриан подал один из них Монике, другой взял для себя и сел с нею рядом. Затем, к ее большому облегчению, дворецкий отошел от них, но только к стене. Одновременно вошла женщина по имени У Пин и встала у двери. «Возможно, — подумала Моника, — ему так же нелегко находиться со мной наедине, как и мне с ним».
— У тебя, на мой взгляд, очаровательный дом, — похвалила она.
— Ты не ожидала этого, — предположил он.
— Ну, холостяк, живущий отшельником... — Она взглянула на У Пин. — Похоже, о тебе хорошо заботятся.
— Обо мне очень хорошо заботятся. Я покажу тебе весь дом после обеда.
На обед были поданы европейские блюда и французское вино. Адриан держался предупредительным и довольно симпатичным хозяином. Моника начала уже думать, что она и все остальные — включая и ее собственного мужа — вероятно, несправедливо относились к нему многие годы. В таком настроении она пребывала до окончания трапезы. Когда они перешли к бренди, он спросил:
— Ты получила известия от Роберта?
— Нет, не получала. Думаю, он очень занят.
— Сомневаюсь, что ты когда-нибудь услышишь о нем вновь. — Голова и рука Моники вздрогнули, и бренди пролилось из ее рюмки. Моментально подоспела У Пин с салфеткой и промокнула капли. — Извини, — произнес Адриан, — но предсказание будущего всегда пленяло меня. Я вот думаю, что случится, если его казнят по приказу Юаня, вместе с Сунем разумеется.
Моника допила свое бренди.
— Как ты можешь такое говорить о своем собственном брате?
— И твоем муже — Адриан улыбнулся и сделал знак Цян Лу наполнить ее рюмку. — Но, разумеется, такая возможность существует. Ты никогда не учитываешь возможности, пусть даже они и неприятные?
Она осторожно уставилась на него и незаметно для себя самой выпила еще бренди.
— И разумеется, — продолжил Адриан, — совсем необязательно возможности должны быть неприятными. Вы ведь с Робертом далеко не молодожены. Так вот, я могу предположить, что тебе уже до предела надоел этот сухой старый сучок, и ты жаждешь новых впечатлений. — Он продолжал улыбаться ей, а ее взгляд был прикован к нему, как будто она видела змею. — Странные происходят вещи, — продолжил Адриан. — Вернее, могут произойти. Мы, Баррингтоны, когда-то представляли довольно мощный клан. Братья, сестры, кузены... А теперь посмотри: Вики пропала со своим бандитом-любовником, возможно, ее нет в живых, поскольку от нее уже давно никаких известий. Ее сын, судя по всему, скоро погибнет. Юань наверняка не захочет оставить его в живых. Роберт, вероятно, уже мертв. Все погибли, кроме тебя, твоего сына и меня. Мне представляется это очень удобным. Тебе не кажется?
Моника подняла свою рюмку, увидела, что она вновь наполнена, и поставила ее на место. Она встала, несколько нерешительно.
— Я бы хотела вернуться домой, Адриан, если ты не возражаешь. Обед был прекрасным, и я не хочу его портить рассуждениями о неприятных вещах.
Адриан тоже встал.
— А вот я как раз против, дорогая невестка, — сказал он. — Еще слишком рано заканчивать этот вечер. Я обещал показать тебе свой дом.
Моника взглянула на него, затем на слуг, стоящих по бокам двери. Она слишком много выпила и теперь плохо соображала. Ей искренне не хотелось ссориться со своим деверем и никак не удавалось
