Последний гетман

И она по-женски же к нему прильнула. Прямо наваждение, а не сон предутренний.

Полотно палатки со стороны Сейма уже начало розоветь. Он решительно выпихнул ее из кровати.

– Оденься пока во что есть, а там… – протянул денег. – Подсушись на солнышке, зайди к своим… ну, евреям вашим… пусть постригут поприличнее, платьишко купят, и беги в Козелец. Найдешь Веру Дараган и отдашь мою записку. Не потеряй смотри.

С прекрасным настроением прихлопнул ее по мокрому платьишку, и когда босые ноги отшумели по камешкам, вышел следом.

Да, заря над Сеймом загоралась. Храпели с трех сторон шатра как ни в чем не бывало. Вот стража гетманская! Из самой прикормленной сотни!…

А сам был рад, что проспали такое диво. Свои-свои, а ведь тоже, поди, посплетничать не прочь?

Часть четвертая СЛУГА ТРЕХ ГОСПОД

I

Президент Академии наук укреплял гетманские владения в Малороссии, но в Петербурге-то оставались и Миллер, и Шумахер, и конечно же Ломоносов. Передавали, опять стулья от гнева ломает. Добро, если не о головы немецких профессоров! С него станется.

Да и как иначе? Академические правила были поразительны. Ломоносову, не без вмешательства же президента, выделили наконец-то пятикомнатную квартиру по соседству с Академией. Благость для сорокалетнего профессора, уже с больными ногами. Не надо через весь город таскаться. Пройди через Ботанический сад, а там, если несносная грязь, и прыгай по дощечкам к крыльцу академическому… Как бы не так! Проход разрешался только самим работникам Ботанического сада, к коим профессор химии Ломоносов не принадлежал. Жалобы? А кому их лицезреть? Президент казаками и сербами занимается, так же у него под рукой и асессор академической канцелярии, возведенный в чин коллежского советника и от дел как бы отпавший. А ходить-то профессору Ломоносову в присутствие надо? Иначе жалованье перестанут платить. Чем кормить приехавшую из Германии жену и дочку-полунемку, при крещении названную Еленой? Гордец-процессор больными ногами тропку к президенту Академии не топтал – да и дотопчись-ка до малороссийского Глухова! Сами собой вести до президента дошли; изменить академические правила мог только он. Если не Указ, так прямое указание последовало: «…того ради профессору химии Ломоносову надлежит посещать Ботанический сад…» Не графское и не гетманское это дело – в таких мелочах разбираться. Пущай его шастает прямиком по дорожкам Ботанического сада! Не кругом же добрую версту обходить.

Как же отблагодарил профессор Ломоносов?.. Как всегда, своеобычно. Оды он Елизавете Петровне дарил, президенту же, имя его, впрочем, не называя, вирши весьма сомнительные. Под названием «Полидор». Там муза Каллиопа, «днепровская нимфа» Левкия и «тамошний пастух» Дафнис рассуждают о характере По-лидера. Таким вот образом:

Вчерась меня кругом обстали
Пастушки с наших красных гор
И с жадностью понуждали:
«Каков, скажи нам, Полидор?»
Я дал ответ: «Он превышает
Собой всех здешних пастухов».

Подлинный смысл этой пасторали как-то не приходил на ум гетману, да и президент Академии не слишком-то рассуждал о каком-то Полидора, но в светских кругах был повод для веселого шепота:

– Полидор? Пастух?..

– Он же превышает всех здешних пастухов!

– Как не превышать, дорогая, когда сам не так уж и давно был лемешевским пастухом…

– Но другие-то пастухи, выходит, и того хужей?

– Э! Их предки московские да и петербургские улицы сколько веков полами кафтанов мели, а нынешний Полидор…

– Да, да, и десяти-то лет не прошло!

– Так в «случай», как и его старший брат, попал…

– Ш-ш… Идут оба… Поклоны низкие, ниже некуда:

– Граф Алексей Григорьевич?..

– Ваше сиятельство, Кирилл Григорьевич!…

Как не склониться, когда из других дверей к ним совсем запросто, почти по-домашнему, подошла и Государыня. Ручку целуют, а она поощрительно:

– Ах, шалуны! Кирилл-то Григорьевич особливо… Можно насторожиться, но можно и вопросить:

– В чем же шалость, ваше величество?

– Как? Вы не знаете, что похвально вдохновляете пиита Ломоносова?

– Вы вдохновляете, ваше величество. Я как президент Академии обязан знать… – несколько льстиво потупился он, – я смею и публично напомнить:

Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сел, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Вокруг тебя цветы пестреют
И класы на полях желтеют;
Сокровищ полны корабли
Дерзают в море за тобою;
Ты сыплешь щедрою рукою
Свое богатство по земли.

– Нет, шалу-ун, шалун отменный! – удовлетворенно вскинула Елизавета Петровна светло-золотистую голову, и без короны светящуюся. – Однако ж мне, господин президент, всезнающие слуги докладал и, что твой пиит, без всякого на то соизволения, инкогнито, в Москву грянул?..

Чувствуя приближение внезапной грозы, старший брат постарался ловко увлечь Государыню к другой группе придворных, тоже страждущих лицезреть свою пресветлую благодетельницу.

Граф Кирила остался в некотором раздумье, чего слишком много думать, в своем характере – вальяжности не поощрял. Он, гетман и президент Академии, не решился бы приехать в Москву без высочайшего соизволения, а какой-то профессор взял да и сиганул прямо в Головинский дворец. Видели, видели лиходея. А вскоре и он собственной персоной предстал. Парадно и чинно одетый, но все же?..

– Господин профессор?