Скрипка и немножко нервно

Старшая, держа в руках связанные простыни.

Старшая (удивлённо): Через окно забралась…

На пороге комнаты возникает совершенно потерянный Аполлон, дико смотрит на толпу.

Аполлон (отчаянно): А что вы хотите? Я неадекватен. Я не могу отвечать за свои поступки! (уходит в комнату, хлопнув дверью)

Толпа, оправившись от шока, с воплями восторга и негодования, бросается прочь из дома вдогонку за Бухгалтершей. Причём, Мать, сестры и Барабанщик, против своей воли, были увлечены толпой. Старший сначала порывается подняться к Аполлону, но, передумав, спускается по лестнице вниз. В это время, не замечая его, Секретарь подходит к Марии и, с подобострастным поклоном, пытается поцеловать её руку. Мария высокомерно отворачивается.

Секретарь: Ничего себе! Вас не узнать, сударыня. Вы ли это? Ещё вчера… да нет, ещё сегодня утром вы были более благосклонны. Гораздо более… (пытается привлечь её к себе, Мария отчаянно сопротивляется) Вот, что может сделать одно хорошее платье! Ах ты дрянь…

Секретарь замахивается, чтобы ударить её, но Старший, сбежав по лестнице, бьёт его в лицо.

Секретарь: Ты-то чего влез, самородок кладбищенский? Ты что, не в курсе, что она — шлюха?

Старший: Сгинь, падаль.

Секретарь: А вот уж не дождётесь. У нас контракт!

Старший: Уйди!

Секретарь: Ох, вы ещё ответите! Ответите!

Старший: Отвечу! За всё отвечу. Только завтра. Завтра! Слышишь?!

Секретарь: Чего не стерпишь, ради искусства… Нет, это, действительно, будет комедия…

Секретарь бредёт к выходу, но, заметив, что Старший и Мария не смотрят на него, хлопает дверью и, оставшись, тихонько идёт в тёмный угол комнаты. Старший устало садится на стул. Мария робко подходит к нему и, постояв немного рядом, вдруг опускается на колени, обняв его ногу и уткнувшись лицом в его колено. Старший, глубоко задумавшись, кажется, не замечает её.

Мария: Господи, какое счастье… Какое счастье. Родной мой, любимый, хороший, я теперь никому тебя не отдам, никому…. никогда… Наконец-то… Всё! Теперь всё будет хорошо, всё по- другому. Ничего мне больше не надо — ты, мама, сестры… Ничего больше… Теперь мы вместе, мы, действительно, вместе, Господи… Теперь будет только счастье. Дождалась. Ничего больше не страшно… Ненаглядный мой, долгожданный, единственный…

Старший (с усмешкой): Единственный… Вот уж точно.

Мария (поднимает голову): А ты меня совсем не помнишь?

Старший: На концерте? Нет, не помню.

Мария: А раньше? Ещё раньше — здесь, в городе. Мы жили за рынком, у моих родителей был цветочный магазин. Ты ещё ходил к соседскому мальчику, учил его музыке. Такой толстый мерзкий мальчик. Я его ненавидела, поэтому всегда радовалась, когда ты приходил и мучил его гаммами… Потом я стала радоваться просто тебе. Но к соседям ты ходил совсем недолго, а своих родителей уговорить на инструмент я так и не смогла. И я каждый день бегала к твоей конторе и сюда, к дому… Я ведь помню твою сестру! Она каждый день покупала у нас цветы. Точно она — в этом же сером костюме.

Старший: Она покупала цветы? Сама?

Мария: Да. А с кем же? Она всегда заходила вечером, видно, после работы, одна… Потом мои родители погибли — оба в один день. И знаешь, до чего к тому времени дошло? Я утешала себя тем, что зато можно будет пригласить тебя играть на похоронах… Но оказалось, что как раз в тот день ты уехал из города. Я осталась совсем одна. Через месяц я продала дом, магазин и уехала в столицу. Я была уверена, что ты там, и мы обязательно встретимся. Я сняла номер в лучшей гостинице, потому что, где же ещё может жить любимый мной человек! В первый же день я купила вечернее платье, туфли. Долго ходила в таком виде по улицам, но так тебя и не встретила. Вечером пошла в гостиничный ресторан. И вдруг смотрю: сидят двое из нашего города. Кто такие — не знаю, но лица знакомые, а главное, я точно знала, что ты с ними знаком. Одна, в чужом городе… Обрадовалась им, как родным. Сама подошла: «Ребята, земляки, Скрипача не видали?». Они — за стол; обрадовались тоже, говорят, что видели тебя в столице, что вот досидим и поедем к тебе… В общем, проснулась утром в своей комнате… Помню смутно — был кто-то… Сначала думала — приснилось, но потом смотрю — нет, точно был. А кто из них? Вспоминала, мучалась, а потом думаю: «А какая разница? Ни того, ни другого я больше никогда в жизни не увижу. А увижу — убегу.» И все деньги украли, и платье, и туфли… Я — к администратору. Добродушная такая тётенька, весёлая… Утешала меня, а потом и говорит: «Оставайся у нас. При заведении. На сдельную. Что было — не воротишь, а идти тебе некуда.» А я ещё как представила, что эти двое тебе обо мне уже всё рассказали… И осталась.

Старший: А я за все десять лет в столице так никого из местных и не встретил.

Мария: Как же я ждала тебя! Теперь всё, всё… У меня есть ты, у тебя — скрипка…

Старший: Это всё только до завтра, утром всё закончится.

Мария: Всё только начнётся! Всё ещё будет.

Старший (с горечью): Жаль, не видела ты мои последние концерты…

Мария: Я видела… Я приходила… Я знаю… Родной мой, любимый…

Входят Старшая и Барабанщик, поддерживающие под руки Младшую, усаживают её на стул, наливают ей воды. Сверху слышится шум, и Барабанщик ковыляет в свою комнату.

Младшая (Старшему): Жаль, жаль ты это не видел. Посмеялся бы, поностальгировал…(Марии) Это местная экзотика, вроде сафари…

Старшая: Ничего страшного. Во-первых, не догнали. Во-вторых, так ей и надо.

Мария (Младшей): Вы не волнуйтесь…

Младшая: Я? Да вы что! Я спокойна. Всё, что не смертельно, меня давно уже не волнует.

Старшая: Сейчас вся эта орава вернётся. (Бегает в кухню и обратно, меняя на рояле блюда. Внезапно останавливается, вчитываясь в одну из афиш на стене.) Ты аккомпанировал этой певице?!

Старший: Это она подпевала скрипке.

Старшая: Ничего себе! Я когда-то читала о ней в журнале, что она резала вены из-за ссоры с любовником. Там даже печатали фото её рук. Но я думаю, что это бутафория — таких жутких шрамов после этого не бывает. (показывает Марии свои запястья, на которых, вероятно, менее жуткие следы порезов).

Младшая (показывая свои руки): Ну почему не бывает?