доволен.
— Честно говоря, я бы предпочел, чтобы за нас работали «сушки», а не эти пи…расы.
— У самого руки чешутся «завалить» парочку «фэлконов», — кивнул Березов. — Ладно, по местам, пятиминутная готовность.
Данные, поступающие с борта самолета дальней радиолокационной разведки и целеуказания А-50, отображались на многофункциональном дисплее справа на приборной доске. Олег заметно волновался, ведь такую сложную задачу, как перехват по целеуказанию самолета ДРЛО,[9] он выполнял только на тренажерах-авиасимуляторах. Он оглядел воздушное пространство: летчики четко держали строй. Молодцы! Глянул на авиационные часы — до перехвата оставались считаные минуты.
Четверка Су-27 шла в плотном стою «ромб», соблюдая полное радиомолчание. Нервы летчиков были напряжены до предела — и, странное дело, истребители неслись с бешеной скоростью, а секунды ожидания боя тянулись медленно, каплями пота на лицах летчиков.
На тактическом экране вспыхнули засветки четырех скоростных целей, а дальше, очерченный ореолом зоны обнаружения-поражения, находился зенитно-ракетный комплекс — цель атаки. Олег краем глаза успел заметить серые силуэты «Эф-шестнадцатых», мелькнувшие внизу, на фоне леса. Он резко накренил истребитель, двинув РУД вперед. Взвыли турбины, Су-27 выполнил немыслимо крутой вираж. Вслед за командиром этот маневр выполнили и другие летчики, словно связанные в строю невидимой нитью.
— Я — 801-й, «противник» на курсе двести восемьдесят. Сближаемся! Ведомый, держи хвост!
— Я — 802-й, понял, прикрываю!
Су-27 мгновенно сошлись с американскими истребителями на малую дистанцию, завертелась немыслимая карусель ближнего боя. Все истребители были оснащены полным комплектом средств радиоэлектронного противодействия и отстреливаемых ложных целей. Не было только боевых ракет, вместо них висели имитаторы — с головками самонаведения, но без двигателей.
— Командир, сзади справа!
— Понял!
Пара F-16 спикировала на Су-27 Олега, но тот, предупрежденный Юркой, успел уйти из-под атаки. Завязался бой на виражах. Нажатие на клавишу на ручке управления, и включился режим наведения «Шлем», — щелкнув, опустился на правый глаз «монокль» коллиматорного прицельного визира. «Ну, сейчас я тебе устрою!»
На американских истребителях тоже была нашлемная система наведения, только израильского производства, работавшая в комплексе с ракетой малой дальности «Питон-4». Сами американцы создать нашлемный прицел для истребителя не смогли до сих пор, а в СССР он уже был в начале 80-х годов прошлого века.
Олег выполнил правый вираж, Су-27 развернулся буквально «вокруг хвоста», и «Файтинг фэлкон» проскочил вперед. «Пуск разрешен», — приятным женским голосом проинформировала система голосового оповещения. Щербина поворотом головы задал целеуказание головке самонаведения ракеты и нажал гашетку пуска. «Импортный украинец» запоздало отстрелил серию тепловых ловушек, но система записи полетных данных бесстрастно зафиксировала «попадание» секундой раньше.
Олег и Юра перестроились и навалились на оставшийся F-16. Его летчик совершенно растерялся и… в панике рванул держки катапульты! Отлетел прозрачный фонарь, и из кабины во вспышке пламени стартовых ускорителей вылетело кресло с пилотом. Несколькими секундами позже раскрылся бело- оранжевый купол парашюта. У Олега челюсть отвисла, несмотря на пристегнутую кислородную маску. Вот тебе и «Топ Ган» — они что там, дорожки мели?..
— Я — 801-й, пилот F-16 по неизвестной причине катапультировался. Квадрат четырнадцать, пришлите вертолет поисково-спасательной службы. Продолжаю выполнение задания.
— Не понял, как это — катапультировался?..
— А откуда я знаю?
Оставшиеся три. F-16 поспешно ушли на аэродром.
А звено Су-27 продолжило свой полет к цели. Капитан Щербина разделил свое звено, сам с ведомым ушел на предельно малую высоту, а пара старшего лейтенанта Вадима Величко шла на высоте семи тысяч метров. Станции радиоэлектронных помех «Сорбция» на крайних крыльевых пилонах работали на полную мощность, забивая частоты наведения. Экраны наведения РЛС зенитно-ракетного комплекса запестрели ложными засветками целей, световой «метелью» и мельтешением мелких точек. И когда, наконец, оператор радара сообщил командиру об успешной отстройке от помех, из-за зубчатой стены леса вынырнула атакующая пара Су-27.
Чтобы избежать обнаружения, капитан Щербина вел свой истребитель в считаных метрах над лесом. Деревья гнулись от воздушной волны, расходящейся от самолетов, ручка управления самолетом, как живая, норовила выпрыгнуть из рук. Тут не мешкай, малейшая неточность — и времени на катапультирование уже не будет, так и пропашешь деревья огненной бороздой…
— Цель вижу, работаю!
Прицельно-навигационный комплекс переключен в режим «Земля», ручку на себя — набор высоты. Потом переворотом через крыло — в пикирование. Регистратор данных бесстрастно фиксирует пусковые позиции зенитных ракет под маскировочными сетями, решетчатые антенны локаторов. Ручку на себя — выход «в горизонт».[10] Наваливается неимоверная перегрузка, в глазах темнеет. Но задача уже выполнена.
— Я — 801-й, цель поражена. Противозенитный маневр!
Четверка истребителей, оставляя за собой шлейф отстреленных ложных целей, уносится прочь.
На обратном пути летчики сопровождали спасательный вертолет с «канадско-украинским» летчиком. Экипаж Ми-8МТ вылетел почти сразу же после доклада капитана Щербины. Пилота нашли быстро, по словам командира экипажа винтокрылого спасателя, тот чувствовал себя нормально, но внятно объяснить, почему катапультировался из совершенно исправного самолета, не мог.
— Поздравляю с первым сбитым, товарищ лейтенант, — Щербина откровенно прикалывался, а стоящий перед ним навытяжку Юрка покраснел как рак. — Рисуй теперь звездочку.
— Как бы теперь у нас с погон звездочки не слетели, — смущенно ответил он.
— Да хрен с ним, этот придурок сам за держки потянул, никто его не провоцировал.
Хотя внутренне Щербина уже сам приготовился к худшему. С одной стороны, все так, как он сказал, а с другой — их могут просто тупо сделать виноватыми. Прецедент уже имеется — обвинили же летчиков «спарки» Су-27УБ, пилотировавших самолет на том трагическом авиашоу в Скнилове. Так что…
Полеты приостановили, срочно была создана специальная комиссия по расследованию летного происшествия. Пилот, слава богу, отделался лишь сотрясением мозга. Перед катапультированием он успел принять правильную позу и выполнил все по инструкции. Узнав об этом, Олег проворчал: «Ну, хоть чему-то их в «Топ-Гане» научили».
Так что все было ясно с самого начала. Бортовые самописцы всех истребителей беспристрастно и скрупулезно зафиксировали все моменты учебного воздушного боя с точностью до сотых долей секунды. Расшифровка «черных ящиков» тоже много времени не заняла. Правда, неожиданно возникла загвоздка с тем, как квалифицировать данную аварию. Уж очень не хотелось признавать «импортным украинцам» и их звездно-полосатым инструкторам, что пилот истребителя попросту струсил и его «заклинило» в самый ответственный момент. Списать на отказ техники тоже было нельзя, потому что сразу возникает вопрос: а как неисправный истребитель был допущен к участию в учениях? В этом случае погоны полетели бы со многих высокопоставленных генералов. В конце концов инцидент списали на «повышенную чувствительность электронной системы безопасности истребителя». И тут выкрутились, типа — F-16 настолько надежен, что сам решает, когда выбрасывать летчика вон из кабины.
