— А что было потом? — спросил я.
У меня даже в горле пересохло от волнения, настолько детство Вадима напоминало моё.
— Потом? — вспоминая, наморщил лоб Вадим. Но морщины недолго бороздили его чело, оно снова засияло безмятежным спокойствием. — На баяне я так и не научился играть. Тогда родители продали баян и купили мне пианино. Я бренчал на нём года три. Как ни билась со мной учительница, играть на пианино я тоже не научился.
Вадим сощурил глаза. Наверное, вспомнил те времена, когда сражался один на один с пианино.
— А потом родители продали пианино и… — подсказал я Вадиму продолжение.
— Не угадал, — радостно улыбнулся Вадим. — Пожалели родители пианино, не продали, а мне купили всё-таки гитару. Может, хоть на ней я научусь играть. И я стал учиться. Я очень старался. Я рвал на гитаре по три струны в день, но так и не научился.
Последние слова Вадим произнёс с гордостью. Вот, мол, какой я.
— А спортом ты не занимался?
— Почти всеми видами, — ответил Вадим. — Кроме бокса и прыжков на лыжах с трамплина. Мама считала, что бокс и прыжки с трамплина опасны для жизни.
— Ну и как успехи? — Я с уважением поглядел на румянец, украшавший щёки моего нового знакомого.
— Успехи? — не понял Вадим.
— Ну да, рекорды, очки, секунды…
— Ничего этого не было, — снова с гордостью произнёс Вадим. — Абсолютно ничего…
— Но почему? — с неподдельным изумлением спросил я.
— У меня оказался совершенно незакалённый организм, — объяснил Вадим. — Стоило мне поплавать в бассейне, как я простужался и заболевал. Сперва — острое респираторное заболевание, потом — бронхит, потом — воспаление лёгких… Когда я выкарабкивался из болезней, наступала зима, и, боясь, как бы я не подхватил грипп, родители решали, что со спортом надо сделать перерыв до весны. Как только сходил снег, меня записывали в футбольную секцию. Пару тренировок в зале я выдерживал, а на третьей, которая проходила на открытом воздухе, я начинал чихать, кашлять… В общем, всё начиналось сначала — острое респираторное заболевание…
— Ну, а как с английским, математикой? — перебил я Вадима.
— Очень просто, — подмигнул мне Вадим. — Знаешь поговорку: 'В одно ухо влетело, в другое вылетело'?
— Знаю.
— Вот так я и учился.
Вадим захохотал. Ему доставляло, наверное, радость, что столько учителей бились над ним, а так ничему и не научили. Я вспомнил, что в древнем Риме детей называли 'табула раза', то есть гладкая дощечка или чистый лист. Древние считали: что на такой доске напишут, то есть каким ребёнка воспитают, таким он и вырастет. А Вадим как был, так и остался чистой доской — горы мела извели на него учителя, а ни слова, ни буковки не запечатлелось.
Дверь отворилась, и в комнату стремительно вошёл А-квадрат.
— Я несколько опоздал, но ты, я вижу, не скучал в одиночестве…
— Я остался, чтобы скрасить ему одиночество, — Вадим нехотя поднялся из кресла.
— В следующий раз, выполнив задание, отправляйся вместе с остальными домой, — строго сказал А- квадрат.
Он взял листки, оставленные ребятами, и стал их просматривать.
— О, Саня решил задачу, — говорил вслух учитель. — Интересно, сам справился или ему помогла Ира?.. Так, а это твоя работа?
Вадим, к которому был обращён этот вопрос, молча кивнул.
— Значит, решил одну задачу, и ту неправильно, а за вторую и не брался. Чего же ты здесь лясы точил два часа, вместо того чтобы шевелить мозгами?
Таким рассерженным А-квадрата я ещё не видел.
— Слушай, математика — это не твоя стихия, ты понимаешь?
— Я понимаю, — легко согласился Вадим. — Но родители упёрлись — только политехнический…
— Постарайся их переубедить, — настаивал А-квадрат. — Ведь есть множество профессий, где не нужна математика, — филология, история… Постой, а почему бы тебе не поступить в институт физкультуры? Перед тобой распахнут двери, когда тебя увидят…
— У меня слабое здоровье, — признался толстяк.
— Понятно, — хмыкнул учитель. — Ну что ж, будем заниматься. Но предупреждаю — я лентяев не терплю, я их за уши деру… Правду я говорю?
А-квадрат повернулся ко мне с улыбкой.
— Неправду, — ответил я. — Я уже целый год у вас ничего не делаю, а вы…
— Во-первых, — перебил меня А-квадрат, — ты растёшь в интеллектуальной атмосфере, — учитель обвёл руками книги и чеканку, — а во-вторых, твоими товарищами являются яркие творческие личности.
А-квадрат ткнул пальцем в Вадима. Тот не понял, смеются над ним или, наоборот, хвалят, но на всякий случай постарался придать себе величественный вид.
— Тебя это не устраивает? — в упор поглядел на меня А-квадрат.
— До этого дня устраивало, а теперь нет, — я тоже поднялся.
— А что случилось? — А-квадрат с тревогой посмотрел на Вадима.
— Не знаю, — Вадим пожал плечами. — Я лишь рассказал Севе историю своей жизни…
— Ты уходишь? — А-квадрат не сводил с меня глаз. — Мы же ещё не пили кофе… Я так торопился…
— Я провожу Вадима, — я быстро пошёл в прихожую. — До свидания.
Я понимал, что поступаю нехорошо. Учитель очень любил эти кофепития со мной. Но сегодня мне не хотелось оставаться с ним.
Как только мы вышли на улицу, Вадим снова разговорился. А я слушал его и ничего не слышал. Неужели меня ждёт судьба Вадима, неужели я буду таким, как он?
Нет, мне уготована судьба молодого академика. Где он сейчас? Бабушка сказала, что поехал читать лекции не то в Швецию, не то в Англию. Но академик — большой талант. А есть ли талант у меня? Это ещё бабушка надвое сказала. Не моя бабушка, а бабушка другого вундеркинда.
А что, если, пока не поздно, послушаться Гриши и стать обманщиком? Всего по одному разу обмануть, и у меня сразу появятся целые дни свободного времени. Всего по разу…
Завтра у меня плавание. С плавания и начну.
ТОНУТЬ НАДО УМЕЮЧИ
Если вы думаете, что утонуть — проще простого, вы глубоко ошибаетесь. Я тоже сперва так думал. Нырну, мол, с головкой, пущу пузыри, наглотаюсь воды, и дело с концом. Тогда тащи меня из бассейна и делай искусственное дыхание… В общем, спасай.
Но оказалось, что тонуть надо тоже умеючи. Короче говоря, тонуть надо со знанием дела.
В бассейне мы сперва делали разминку в зале, потом отрабатывали дыхание в воде — то есть плыли, держась руками за пробковые дощечки, и время от времени окунали лицо в воду. А в конце — начались заплывы.
Янина Станиславовна ходила по бортику, глядела, как мы плывём, давала советы. К ней подошёл тренер в белых брюках. Его группа должна была заниматься после нас. Янина Станиславовна заговорилась с тренером и перестала обращать на нас внимание.
Я понял, что настал мой час. Я огляделся по сторонам. Словно прощался со всем, что вижу. Словно хотел в последний раз взглянуть и на бассейн, и на ребят, и на Янину Станиславовну. А потом зажмурил
