просто проедала и проматывала на курортах. Ни скотины, ни двора, избенка на восемь аршин и четыре окна, правда, были хорошие теплые сени да еще остекленный сверху и с боков просторный коридор, в котором работал Яков Парфеныч. Куда деньги девала, спросят. Ведь к Якову Парфенычу каждый базарный день шли посетители, что в твой трактир. И Антонина Васильевна, важно поджимая сочные вишневые губы, сказала:
– Золотишко у меня, конечно, есть, да не про вашу честь. Ищите!..
– Имейте в виду, ежели обнаружится тайное укрытие, вина ваша усугубляется, – предупредил Кречев.
– Ищите, ищите! – уже войдя в азарт, с пылающим румянцем во все щеки, королевским жестом растворяя руки, говорила Антонина Васильевна.
– Тут ни токмо что искать, повернуться негде, – хмыкнул Биняк.
– Поглядите в комоде, в сундуке… На чердак слазайте, – приказал Биняку и Тараканихе Кречев, потом Ванятке: – А ты сходи в баню… в каменке посмотри как следует. А ты в подпол слазай! – это Жернакову приказал.
– А мне что делать? – спросил Кулек.
– Ты его в сортир пошли, – сказал Маркел Кречеву. – Пущай понюхает, как у них золото пахнет.
– Молчать! Вас пустили сюда хулиганить?
– Кто фулиганит, а кто и смотрит.
– Это кто ж по-твоему хулиганит? Мы, что ли?
– Я ничего такого не говорил.
– Вот и заткнись!.. – и потом хозяину: – Яков Парфеныч, где у вас фотографические аппараты?
– В павильоне.
– Проводите нас туда! – Кречев махнул рукой Кульку и они вдвоем пошли за хозяином.
Один аппарат стоял на треноге посреди коридора, второй лежал в черном футляре возле стенки.
– Так… Значит, оба аппарата и треногу мы у вас забираем.
Худое длинноносое лицо Якова Парфеныча еще более вытянулось:
– Как – забираете? А чем же я буду работать?
– Обращайтесь в райисполком. Там скажут. – Кречев вынул из планшетки заготовленный акт конфискации фотоаппаратов, положил оба экземпляра на столик. – Вот, распишитесь… Значит, претензий насчет грубости у вас нет?
– Какие могут быть претензии? – растерянно пролепетал фотограф. – Я только насчет аппаратов.
– Вот и чудненько! Возьмите один акт себе… Так… И еще вот что учтите… В течение двадцати четырех часов вы должны очистить помещение.
– Какое помещение?
– Вот это самое. Ваш бывший дом. Поскольку выселять в отдаленные места вас не станут, значит, вы имеете право забрать все, что хотите. Считайте, что вам повезло.
– А куда ж нам итить?
– Куда хотите. Проситесь на квартиру. А ваш дом пойдет под заселение. – И, обернувшись, крикнул Кульку: – Бери аппараты!
Кулек подошел к треноге, ухватил ее, как связку жердей, и взвалил на плечо, аппаратом за спину.
– Да кто ж так с аппаратом обращается? – всплеснул руками Яков Парфеныч. – Это ж оптика! Вы имеете дорогую вещь… Дайте сюда!
Он снял у Кулька с плеча треногу, ловко отвинтил аппарат, уложил его в ящик и спросил с готовностью:
– Куда нести?
– В сани! – приказал Кречев.
Яков Парфеныч сам отнес оба аппарата в сани, переложил их сеном, чтоб не бились друг о друга, и все приговаривал:
– Оптика – вещь хрупкая. Она требует к себе мягкого обращения.
– Вот чудак-человек! – усмехнулся Кулек. – Тебе-то от того какая выгода? У тебя же их отобрали! Насовсем отобрали, понимаешь?
– Отчего ж не понимать, – отвечал Яков Парфеныч и жалко улыбался. – Авось еще возвернут.
– Ага, возвернут, после дождичка в четверг…
– Ты вот что, отвезешь в райштаб аппараты и валяй прямо на Выселки, к дому Матвея Амвросимова, – сказал Кречев. – Здесь больше делать нечего.
– А вдруг золотишко отыщется? – осклабился Кулек.
– В кармане унесем. Езжай!
В сенях Кречева встретили гомоном и смехом столпившиеся бабы и мужики.
– Вы чего тут, или нашли что?
