душного пряного запаха меда.
– Ну, как тебе на новом месте? – поминутно спрашивала Настасья Павловна Марию. – Как в начальстве живется?
– Я ж вам сказала – никакая я не начальница, – отговаривалась Мария. – Я простой исполнитель, понимаете?
– Как то есть исполнитель? Судебный? Или вроде дежурного по классу, что ли? – улыбалась Настасья Павловна.
– Вот именно… каждый день отчитываюсь – кто чем занимался, а кто где набезобразил…
– И с доски стираешь, – смеялась Варя, обнажая ровные белые зубки.
– За всеми не успеешь… Район большой, – в тон ей сказала Мария.
– А сюда с каким заданием? – спросила Настасья Павловна.
– Излишки хлебные не сдают… Поэтому вот и прислали.
– Господи, какие у нас излишки? Гордеево не Тиханово, не Желудевка. Там места хлебные.
– Там-то сдали. План давно выполнили.
– Не понимаю, какой может быть план, когда речь идет об излишках? – Настасья Павловна от недоумения даже пенсне сняла.
– На излишки тоже спускают план, – сказала Мария.
– Ну, деточка моя, что ты говоришь? Излишки – значит лишнее. Был у человека хлеб. Он рассчитывал съесть столько-то. Не съел. Осталось лишнее. Как же на это лишнее можно сверху дать план?
– Ой, Настасья Павловна, тут мы с вами не сговоримся. Поймите, государству понадобился хлеб, оно дает задание областям, округам, районам – изыскать этот хлеб. То есть определить излишки, ну и попросить, чтобы их сдали.
– А их не сдают! – Варя опять засмеялась.
– Вот вы и узнайте – почему не сдают, – сказала Настасья Павловна. – Потом сообщите туда, наверх, не сдают, мол, по такой-то причине. Измените закупочные цены – и все сами повезут эти излишки без понужения. Ведь как все просто.
Варя опять залилась смехом, запрокидывая голову, а Мария, вся красная, заерзала на стуле.
– Поймите, Настасья Павловна, страна вступила на путь индустриализации. Нужны средства, колоссальные усилия всего народа. Каждая копейка должна быть на счету.
– Ну да, конечно… Золото с церквей сняли, драгоценности отвезли… А теперь усилия. Да кто ж против усилий? Речь идет о том, чтобы эти усилия распределять равномерно в обществе. Почему какой-нибудь там Орехов или Потапов должны отдать за бесценок сэкономленный хлеб? Вы же от своего жалования не отказываетесь во имя индустриализации, – Настасья Павловна тоже раскраснелась.
– Но я подписалась на заем!
– И они подписались…
– Ну хватит вам! – хлопнула Варя ручкой по столу. – Вон как обе распалились. Еще не хватает поругаться из-за пустяков.
– Это не пустяки, – сказала Мария.
– Согласна, согласна, – закивала Варя. – Но за чаем все-таки принято не политикой заниматься. Мы с тобой не виделись целую вечность… Подружка, называется… Приехала, подняла человека с постели ни свет ни заря – и развела канитель про усилия. Ты свои усилия напрягай знаешь где?..
– Я не пойму… Ты что, моим приездом недовольна? – перебила ее Мария.
– Ну, Манечка, милая, не будь букой, не сердись! – Варя прильнула к ней и сказала на ухо: – А мы с Колей помирились.
– С Бабосовым? Он был у тебя?
– Был, Маня, был… У-ух! – Варя зажмурилась и головой потрясла.
– Почти неделю здесь куролесили, – сказала Настасья Павловна. Минутное возбуждение сошло с нее, как с гуся вода, она сидела опять покойной и удоволенной.
– Мы с ним пожениться хотим, – доверительно шепнула Варя.
– В который раз? – усмехнулась Мария.
– Злюка, злюка! А я вот, пожалуй, возьму и не скажу тебе…
– Что еще за секрет?
– Этот секрет пол-Гордеева знает, – усмехнулась Настасья Павловна. – В Степанове собирается, к Бабосову.
– Ты к Бабосову? Насовсем?
– Ну не так чтоб насовсем… Пожить, приглядеться. Его в Степановскую десятилетку перевели. Да! – она хлопнула Марию по коленке. – И Успенский там же. Поселились они временно в бывших ремесленных мастерских. Школу приводят в порядок, получают имущество.
– Я слыхала, – сдержанно сказала Мария.
– Говорят, ты с Успенским того? – Варя пошевелила пальчиками.
