Чиженок с маху ударил ее по уху.
– Ой-ой! Мать Мария, Мать Мария! – закричала Елена Александровна.
Но Мать Мария разом отвернулась к колонке и загремела ведрами.
– Злодей, злодей! – Елена Александровна схватилась за ухо и побежала домой. – Я сейчас же соберусь и в милицию! – кричала она из комнаты. – Тебе найдут там местечко.
– Нет, врешь! Я тебе сам гауптвахту устрою…
Чиженок бросился домой, взял молоток и пару шестидюймовых гвоздей.
– Ты меня в окно зазывала? Да! – кричал он в коридоре. – Вот теперь сама попрыгай через окошко.
Хакая, с оттяжкой он стал молотить по гвоздям, заколачивая ими дверь Елены Александровны.
– На помощь! Ка-ра-ул! Сосед, помоги! – кричала она и стучала кулаками в стенку к Полубояриновым.
Но там ни одна половица не скрипнула.
– Павел Семенович, Павел Семенович, помогите-е!
Ни отзвука, ни шороха…
– Ах, будьте вы прокляты! Это все из-за вас… Из-за вашей двери. Я на всех напишу. На всех!
Чиженок, заколотив дверь, постоял несколько минут с молотком – не выйдет ли Полубояринов? Потом крикнул:
– Кто сунется к двери, молотком башку расшибу! – и ушел.
Елена Александровна заметалась по комнате, заламывая руки и восклицая:
– Это насилие над судьбой человека. Нет, я лучше умру, но не сдамся.
Она растворила окно и посмотрела вниз, как в колодец, наваливаясь грудью на подоконник. Никогда еще ей не казалась земля столь пугающе далекой. Под самыми окнами, словно часовой, прохаживался петух; он наклонял голову набок и глядел на нее круглым быстрым глазом, будто подмаргивая ей: не бойся, мол, сигай ко мне!
Елена Александровна прикинула – до земли ей не достать, если даже спуститься на руках и стать на цыпочки. Но до выступа фундамента она, пожалуй, дотянется… А там и спрыгнуть можно.
Она села на подоконник, свесила ноги – нет, далеко. Обернулась, грузно легла на живот и стала потихонечку спускаться вниз. Но вдруг она почувствовала, что юбка и комбинация ползут куда-то вверх к подбородку. Только тут она заметила, что зацепилась подолом за пробой; попробовала подтянуться на руках – не вышло. Поболтала ногами – далеко ли до фундамента? Не достала… Юбка врезалась ей в ляжки и натянулась, как барабан, стукни – забубнит. Елена Александровна будто надсела, надавила задом, юбка с треском разорвалась, и она облегченно почувствовала – летит.
Удара вроде бы и не было; Елена Александровна вскочила и с криком повалилась наземь – коленку будто прострелило.
Сначала приехала «скорая помощь» – Павел Семенович вызвал по телефону. Но Елена Александровна наотрез отказалась ехать в больницу, пока представитель милиции не составит акта на месте преступления. Наконец появился Парфенов и, словно поджидая его, откуда-то вынырнула Зинка, и даже Павел Семенович вышел на крыльцо.
– Во-первых, он меня ударил по уху, – начала свое показание Елена Александровна представителю закона.
– А я тебе еще и по другому заеду! – крикнула Зинка, продираясь сквозь толпу зевак.
– Попрошу соблюдать порядок, – сказал Парфенов.
– А ты меня не проси! – кричала Зинка. – Ты вон кого проси! Ее!
Елена Александровна лежала на носилках, как та Клеопатра на софе – облокотясь, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза.
– Она мужа моего спаивала… В постель к себе зазывала. – Зинка распахнула кофту, руками размахивала, как в драку лезла. – А у меня двое детей. Это как расценить?
– Тише, гражданка! Разберемся… Спокойно.
– Нет, товарищ участковый уполномоченный, спокойствия не будет! – торжественно, как с трибуны, произнес с крыльца Павел Семенович. – Вы ночью вместо дежурства рыбку ловили?
– Что такое?
– А то самое… Нам доподлинно известно. Вместо того чтобы откликнуться на призыв честных граждан, обуздать злостного хулигана, вы, товарищ Парфенов, личное удовольствие справляли. Вот к чему это попустительство привело… К увечью!
– Да перестаньте чепуху молоть!
– Нет уж, теперь-то я не перестану. Все инстанции пройду, но каждый получит по заслугам, свое. У нас демократия! – торжественно уперев палец в небо, Павел Семенович ушел.
Парфенов только головой покачал и начал составлять протокол.
7
На открытие охотничьего сезона собрался весь цвет районного охотсоюза. Для сбора, как всегда, выбрали Липовую гору – место сухое, открытое, с пчельником в липовой роще, на берегу озера Долгого, где в камышовых зарослях до самой осени хранились утиные выводки.