По лесенке затопали чьи-то тяжелые сапоги, и в кухню, где сидел Циолковский, в надвинутой на глаза шляпе, с которой текли потоки, вошел Ассонов.
– Вот угораздило меня, – забасил он, – ведь вышел – светило солнце… Уж вы извините, Константин Эдуардович, наследил тут.
– Что вы, что вы, Василий Иванович, это пустяки. Вот промокли вы… ну, да я сейчас что-нибудь принесу переодеться…
– Не надо, не надо. Дождь теплый, да и я на минутку.
– Случилось что-нибудь, Василий Иванович? – с тревогой спросил Циолковский.
– Да. Погиб редактор «Научного обозрения» Филиппов.
– Профессор Филиппов? Как же так? – растерянно спросил Циолковский.
– Говорят, изобретал лучи, способные делать взрывы на расстояниях… И погиб при опытах.
– Какое несчастье! Какая горькая потеря! Редкий был человек. Редкий! Видный ученый и смелый, решительный издатель! А для меня – и говорить нечего… С девяносто седьмого года опубликовал мои статьи и вот сейчас о ракете…
– Да, это так. Он вынес настоящую войну из-за вашей статьи.
– Знаю, знаю… Тяжелую весть вы принесли, Василий Иванович. Я потрясен… Давайте сядем, помолчим…
Внезапная смерть Филиппова, как говорили – от отравления газом, вызвала переполох в жандармском управлении, где его называли «красным профессором».
В редакции журнала и в лаборатории были произведены аресты, опечатаны все бумаги и рукописи.
Журнал «Научное обозрение», где печатались статьи Ленина, был закрыт.
Циолковский, и без того убитый известием о смерти покровителя, впал в мрачное настроение, затосковал.
Варвара Евграфовна, зная о причине расстройства мужа, послала Сашу к Ассонову с просьбой прийти к Константину Эдуардовичу.
Ассонов сразу догадался, что до Циолковского дошли слухи о закрытии журнала, и явился немедля, чтоб успокоить друга. Константин Эдуардович, думая, что Ассонов пришел сам, встретил гостя обрадованно и сразу увел к себе, усадил в кресло, заговорил таинственно:
– Вы слышали, Василий Иванович, что творится в Петербурге?
– Да, знаю. Однако не стоит унывать и впадать в отчаяние. Вас же печатают в «Науке и жизни» и других изданиях. Вторая часть вашей статьи все равно увидит свет и произведет сильное впечатление в ученых кругах.
– Вы уверены в этом, Василий Иванович?
– Да, безусловно! Иначе и быть не может.
– Но о первой статье пока нет никаких откликов.
– А много ли прошло времени? Каких-нибудь два месяца! Да ведь любой ежемесячный журнал сдается в типографию месяца за два. И еще нужно время, чтобы его напечатать… Дорогой мой Константин Эдуардович, раньше чем через полгода и ждать ничего нельзя. А если взять западные страны, так и того больше. Так что вы не расстраивайтесь, а спокойно занимайтесь делами.
– Да как же, Василий Иванович? Ведь у меня все из рук валится. Вдруг статья о ракете не привлечет внимания?
– Не может этого быть. Не может! Проблема воздухоплавания волнует все прогрессивное человечество. А вы поднимаете вопрос о полетах в иные миры. Это же сенсация! Нет, мимо таких событий нельзя пройти молча. Статью нельзя не заметить. Еще месяц-два, и вы сами прибежите ко мне с газетами.
– Вы так говорите, так умеете успокоить, Василий Иванович.
– Так и будет! Так и будет! Вот увидите!
– Ну, если вы так уверены – пойдемте пить чай, – сказал успокоенно Циолковский и повел гостя в столовую.
Новый 1904 год начался тревожно: в ночь на 27 января японский флот напал на русскую эскадру в Порт-Артуре. Началась русско-японская война.
Молебствия во всех церквах о даровании победы русскому воинству, рекрутские наборы с пьяными песнями и плачем заслонили, затмили все другие события.
Циолковский отлично понимал, что сейчас не до полетов в мировое пространство, и не надеялся, что его статья привлечет к себе широкое внимание. Он даже стал подумывать о том, чтобы вернуться снова к проекту металлического управляемого аэростата, который мог пригодиться на войне…
Однажды, потрясая газетой и гулко стуча сапогами, к нему вошел раскрасневшийся от ходьбы Ассонов.
– Новость чрезвычайная, Константин Эдуардович! Сын газету прислал. В Америке взлетел в небо первый в мире самолет!
– Наконец-то! Наконец-то! – воскликнул Циолковский. – Но кто же, кто его построил?
– Братья Райт! Вот посмотрите, напечатали их портреты.
Циолковский всмотрелся.
– Совсем еще молодые люди. Я рад! Это всеобщее достижение! Ведь они взлетели в небо на аппарате тяжелее воздуха! Небывалая сенсация! Я искренне рад этой великой победе человеческого разума! – задумчиво сказал Циолковский. – Но боюсь, что завоевание Райтов будет для меня роковым.
– Как? Почему? – воскликнул Ассонов.
– Разве вы не знаете алчности фабрикантов? Сейчас во всех странах начнут строить самолеты, а на мое исследование о ракетах даже не обратят внимания. Оно будет похоронено и забыто. Я боюсь, что его ждет та же горькая участь, что постигла изобретение Кибальчича…
– Ну, что вы, Константин Эдуардович, разве возможно такое сравнение. Я слышал от Стрешнева, что проект Кибальчича был опечатан и приобщен к делу «первомартовцев». Ваша же работа напечатана в популярном журнале и стала достоянием гласности. Если не у нас, то за границей вашу работу оценят и начнут осуществлять. А самолеты пусть вас не смущают. От первого опытного полета до машин, на которые отважатся сесть пассажиры, пройдут многие годы. Ведь дирижабли осваиваются не одно десятилетие.
– Так-то так, а все-таки…
– Нет, нет! С вашей ракетой не могут конкурировать даже самые наисовершеннейшие самолеты, которые будут строить лет через пятьдесят.
– Вы так думаете?
– Конечно. Для самолета нужна опорная среда… воздух. Ни один самолет не способен взлететь выше атмосферы – вы же сами пишете об этом в своей статье.
– Да, это так, – вздохнул Циолковский.
– Только ракета может вырваться в просторы Вселенной. Она вне конкуренции. У нее нет и не может быть соперников!.. Вы подарили России, а может быть, и всему человечеству математические расчеты первой космической ракеты. Если современники не сумеют осуществить вашу идею – ее оценят и осуществят потомки! Вы, Константин Эдуардович, совершили великое открытие и должны быть счастливы! Если даже вы больше не напишете ни одной статьи, не сделаете ни одного изобретения – все равно ваше имя войдет в историю.
– Вы это говорите серьезно, Василий Иванович, а не для того, чтобы утешить меня? – дрогнувшим голосом спросил Циолковский.
– Я говорю то, что думаю. Я глубоко верю в то, что говорю, – горячо продолжал Ассонов. – Встряхнитесь, Константин Эдуардович, и гордо вскиньте голову. Вы открываете человечеству дверь в грядущее! Вы указываете ему путь в таинственные просторы Вселенной…
Книга третья
Вперед, на Марс!
Глава первая
1
– Господа, космографии не будет – Козерог заболел! – крикнул, влетев в класс после звонка, круглолицый реалист с озорными, широко открытыми глазами.
