– Короче, что мы должны делать, чтобы защитить себя? – спросил Тай.
– Обычно убийца начинает со страшненькой девицы лет шестнадцати, которая позволяет парням хватать себя за сиськи. Это случается в первые десять минут фильма, – пробурчал Мерк. – Так кто?
Он щелкнул пальцами – эврика! – и повернулся к Шампань.
– Простите, мисс. Вы – королева бала?
– Пошел ты!
И снова все принялись спорить. Алкоголь сделал их скандальными и глупыми. А к истине мы не приблизились ни на шаг. Вот дерьмо.
Я смотрел на Симону.
Я раскрыл ладони, пытаясь показать, что ничего не скрываю. Посмотри на меня, дай мне шанс.
И она увидела. Она не смотрела на меня, но я все равно знал, что она меня видит.
– Маэстро, – сказала Пандора. Изображение еще было нечетким, но он уже был здесь. Руки сложены на груди. От него исходил красноватый свет, словно он раскалился. Никакого дружелюбия, ничего общего с нашим приятелем Маэстро.
Я снова нажал кнопку.
Щелк.
Ничего не произошло.
Начиналось веселье.
Мы видели, как восстанавливается система, отступают сбои, изображение становится все четче. Я сжал приборчик и поднялся на ноги.
Ярость Маэстро можно было потрогать, она стала материальной, искрилась электричеством. Судя по его виду, он был способен на все.
Шампань сразу же выдала меня.
– Это он, – прошипела она, тыча в меня пальцем, словно у меня не было имени, словно я – прокаженный. – И он, – она показала на Меркуцио, в ответ он послал ей воздушный поцелуй. – Это они взломали систему, – доложила она. Уверен, она была крайне довольна собой.
Она ничего не сказала о Тайлере – что значит любовь! С другой стороны, именно мы с Мерком придумали коды для нелегального выхода из ГВР и перебойники, Тай почти не участвовал. Или участвовал. Я не помню.
– Нас ожидают перемены, – пообещал Маэстро. Слова прозвучали с угрозой, и сразу за ними раздался раскат грома, словно мы были в фильме ужасов.
– Йодель-о-уи-дии! – исполнил Мерк тирольский напев, в упор глядя на Маэстро. Дурацкие шуточки! У него в руках что-то было. Не перебойник. Какой-то золотой блестящий инструмент, я его раньше не видел.
– Худл-о-оу-дии, ходл-эй-ии-дии, – продолжил он. Щенок Пампкин принялся подвывать. Прости меня господи, но мне было смешно.
Маэстро смешно не было.
– Нас ожидают перемены, – бушевал наш виртуальный учитель. – Мне давно нужно было это сделать.
– Эй, Маэ$тро, – завизжал Мерк, – попробуй что-нибудь сделать с этим!
Он нажал на кнопку, и ГВР разлетелась вдребезги.
Нарушилась синхронизация. Мои друзья вдруг стали очень странно перемещаться, то слишком медленно, то слишком быстро. Они что-то говорили, и голоса звучали дико – то стаккато, то вибрато, будто в плохо дублированном фильме, записанном на старой потрескавшейся пленке. Люди и вещи возникали и исчезали как вспышки молнии. Меня самого одновременно кидало повсюду и никуда. Я сидел в своем саду с фонариками под яблоней вместе с Исааком Ньютоном, но при этом я скакал на арабском скакуне в Сахаре, стоял под флуоресцентными лампами в лаборатории и препарировал свою первую бабочку, а еще летел над мостом Чинват.
Система обезумела. Она беспорядочно вызывала программы, смешивая уроки в ГВР и личные подпрограммы. Я плыл на плоту по Миссисипи вместе с Геком Финном, мороки поднимали меня ввысь, я стрелял в Лазаря, Маэстро учил меня отличать правильные и равнобедренные треугольники, я кормил с рук уток, Жасмин целовала меня в губы.
И все это происходило одновременно.
У наладчика компьютеров серое лицо – черно-белая фигура в цветном мире, – он что-то кричит мне, пытается предупредить меня о чем-то, но его голос тонет во всеобщем шуме.
Он мне уже снился.
Все вдребезги.
Мне нехорошо. Это революция или идиотская шутка.
Звездный час Меркуцио.
Что бы это ни было, на этом моя вечеринка закончилась, на этом закончился четвертый день, пришел конец логическому мышлению. Все стало белым…
