Я расту под землей.
Я созреваю, набираюсь сил.
Когда придет мое время, я поднимусь.
Победителем?
Кажется, у меня галлюцинации. Вот что со мной происходит. Обычная вещь при одиночном заключении. Мозг начинает создавать нечто из ничего.
Лучше просто заснуть. Вздремнуть в земле, ха, ха. Раз уж ничем не могу себе помочь, лучше посплю. Забудусь.
Когда проснусь – буду свободен.
Исаак рассказывал мне, что молитва, в которой просят ниспослать решение проблем во сне, называется истикара.
Боюсь, я не совсем верно произнес слова молитвы.
Сердце колотилось, тело покрылось липким потом, во рту – кислый привкус. Понятия не имею, что мне приснилось, но проснулся я от собственного крика, я звал маму.
Оказалось, не так уж я и крут.
Обнаружив, что ты не так много можешь, как думал, становишься скромнее. Появляется горечь. И злость. Особенно сильна злость. Теперь я знаю, что такое беспричинная ярость.
Все от одиночества.
В подобных ситуациях только два варианта: одни боятся одиночества, другие наслаждаются им. Я думал, что принадлежу ко второй категории. Но это одиночество в гробу меня изменило. Маэстро сумел изменить меня, сделал из меня другого человека, и в этом человеке было то, что я всегда ненавидел.
Теперь он имеет власть надо мной.
Меня всегда преследовало опасение, что за мной следят, теперь же, когда мне предоставили полнейшее уединение, опасение это пропало, словно его и не было. Возможно, в этом весь смысл изоляции. Еще один урок – я нуждаюсь в людях.
– Сообщение от Маэстро.
Нэнни. Это была Нэнни.
– Выпусти меня отсюда, – прохрипел я.
Раздался голос Маэстро.
– Внимание, учащиеся. Я заявляю, что у каждого из вас есть право свободно высказываться в соответствии с правилами Гедехтниса, но я требую, чтобы вы никогда не называли меня Маэ$тро. Можете считать, что я слишком чувствителен. Вы расцениваете меня как безликое чудовище, тогда как на самом деле я – разумное существо, и у меня есть чувства, которые могут быть оскорблены, если постоянно демонстрировать свое грубое ко мне отношение.
И снова тишина.
Никто не ответил на мои призывы о помощи. Интересно, то, что я сейчас услышал, – голоса Нэнни и Маэстро, – было просто галлюцинацией?
У меня галлюцинации?
Где ты, Симона?
У меня в кармане зажигалка. Здесь, в гробу, кислорода достаточно, я мог бы зажечь ее. Один щелчок – и обивка загорится. А значит, я сгорю. Я буду гореть и ощущать это. Мой склонный к внушению мозг будет передавать всю боль, которую испытывает человек, сгорающий заживо, боль приведет к шоковому состоянию. Это будет очень страшно и больно, но, когда мое состояние будет зафиксировано контролирующей аппаратурой, сестра отключит меня от ГВР.
Хватит ли у меня храбрости сжечь себя заживо?
Пальцы нащупывают зажигалку. Где-то здесь. Вот она. Вытаскиваю. Подношу к уху. Трясу. Жидкости внутри достаточно.
Личное устройство, зажигалка, Zippo[7], нержавеющая сталь, модель 9.
Я держу ее на вытянутой руке, нажимаю.
Ничего. Щелчок. Снова ничего. Не потому, что жидкости мало, просто Маэстро сделал ее бесполезной.
Я приподнялся и начал биться головой о крышку, чтобы хоть что-то почувствовать. Я хотел причинить себе боль, чтобы уже не позволять себе тешиться глупыми надеждами. За каждый щелчок зажигалки удар головой.
Щелк, щелк, щелк – бах, бах, бах.
Какой-то новый звук присоединяется к моей простенькой симфонии. Какое-то царапанье.
– Эй?
Кто-то откапывает меня. Я здесь. Я…
Нет.
Нет и нет.
