вдребезги разнесет все вокруг.
Вернулись в лагерь. Докладывая командиру соединения о выполнении задания, политрук не забыл упомянуть про Аню:
— Умелая дивчина. Сообразительная.
Объявив минерам благодарность, командир отпустил их отдыхать, но еще с полдороги Цимбалиста вернул посыльный из штаба. Пришлось девушке завтракать одной. Софья Иосифовна молча примостилась рядом и штопала ее порванные ночью перчатки. Аня ела, улыбалась, поглядывала на женщину и объясняла ей в который раз, как ее взяли минировать, как она все ладно выполнила и какие хорошие слова сказал о ней политрук.
МАЛ ЗОЛОТНИК, ДА ДОРОГ
Ане приснился сон: будто она минировала мост, а группа прикрытия вела бой. Противно дрожали руки, Аня сердилась, но никак не могла успокоиться. К ней подполз Артозеев, толкнул в бок и, щекоча бородой, закричал в ухо:
— Вон с моста, трусиха! Скорей!
Аня упрямо мотнула головой, хотела вскочить, чтобы объяснить, мол, она совсем не трусиха, но у нее не хватило сил оторваться от мостовой фермы. Тогда она сделала короткий рывок и… вдруг увидела возле себя Софью Иосифовну.
— Скорей, милая! Скорей! — торопила женщина. — Из штаба посыльный прибегал, командир тебя вызывает.
— В штаб? — удивилась Аня, но тут же сообразив, что от нее требуется, вскочила с нар. У входа в штаб она столкнулась с командиром соединения.
— Сколько мин в резерве? — спросил Попудренко.
— Каких? — не поняла сразу Аня.
— Противотанковых!
— Только «НЗ».
— Бери все, что есть, да вот этих ребят, — распорядился командир, указывая на двух молодых партизан хозвзвода, охранявших штаб, — и быстро к третьей роте. У них там могут прорваться танки… Остановить! Поняла? Остановить! Иначе они ворвутся на территорию санчасти. Во что бы то ни стало, — повторил он. — Задержать хотя бы до вечера, до темноты.
Аня выдохнула:
— Есть!
Возле ямы, где хранилась взрывчатка, сидела дочка Софьи Иосифовны, Верочка. Охранять было больше некому — все подрывники в разгоне. Девчушка, держа на коленях карабин, испуганно прислушивалась к близким разрывам снарядов.
— Вот, гад, кроет! — сказал молодой чернявый парень, помогая Ане снаряжать самодельные мины. Аня приговаривала для себя и для него:
— Быстро, быстро, быстро! Вот так, вот так… Эх, успеть бы! — уже на ходу твердила она.
Их перегнал комендантский взвод. Аня поняла: значит, действительно, создалось очень опасное положение, если в бой бросили охрану штаба и раций… Взвод скрылся впереди. Девушка со своими помощниками тоже прибавила шагу.
День хотя и был в разгаре, но, к счастью, все небо заволокло сплошными тучами, и это спасало от фашистской авиации.
Вскоре стали посвистывать шальные пули. Впереди, в кустарнике, раздался треск. Аня с хлопцами шарахнулась в сторону. Навстречу, ломая ветки, выбралось несколько партизан. Они тащили сорокапятимиллиметровую пушку из артдивизиона соединения. От неимоверного напряжения партизаны обливались потом и дышали тяжело, с хрипом, словно загнанные лошади. Двое были в окровавленных бинтах.
— Все. Отстрелялись! — бросил, проходя мимо Ани, командир орудия. — Последним осколочным снарядом танку гусеницу перебили…
— Танков много? — с тревогой спросила Аня.
— Вроде три было видно. Сейчас отошли и подбитый утащили к себе. Скоро опять надо ждать.
Командир, хромая, заковылял вдогонку своим артиллеристам.
Побежали дальше. Через полкилометра остановились, прислушиваясь к стрельбе. Стоя за деревом, Аня никак не могла разобраться, куда же надо идти, где искать третью роту: кругом посвистывали пули и срезали ветки с деревьев.
— Сюда! Ко мне! — вдруг раздался знакомый простуженный голос комроты Иванова. — Да ползком, ползком, черт вас возьми!
Пригнувшись, девушка побежала на голос, но ливень пуль над головой заставил ее втиснуться в снег. Энергично работая руками и ногами, подползла к огромной ели с оторванной снарядом вершиной и, задыхаясь, доложила командиру роты:
— Подрывник Анна Малых прибыла в ваше распоряжение, имею пять противотанковых мин и бутылку «КС»[1].
— Добро! — сурово бросил Иванов и, обращаясь к лежавшему рядом командиру комендантского взвода, приказал: — Бери всех своих людей — и на третью просеку! Приготовьте связки гранат. За третью просеку фрицев не пускать!
— Смотри туда! — вновь повернулся он к Ане. — Видишь поваленное дерево? Возле него и нужно перекрыть минами просеку. Только скорей, дорогая, а то поздно будет!
Подобраться к поваленному дереву было не так-то просто. Один из парней, вдруг ткнувшись с разбегу в снег, застыл в неестественной позе. Аня упала рядом и, взглянув на него, содрогнулась: голова юноши стала одной большой раной. На снегу расплывалось красное пятно. Невозможно было поверить, что еще минуту назад она, Аня, и этот молодой паренек бежали рядом, а еще, раньше, вместе снаряжали самодельные мины и переговаривались… Подполз второй юноша, молча накрыл голову товарища шапкой, закинул себе за спину уже ненужный тому карабин, надел на себя его пояс с подсумками и подобрал валявшиеся рядом мины.
Дальше ползли локоть к локтю… Добрались до цепи партизан, залегших в снегу за стволами деревьев. Противника не было видно, только злее, чаще посвистывали и рвались разрывные пули. Немного дальше, впереди и чуть правее, методически, с нарастающим надсадным звуком, «раскалывались» немецкие мины и снаряды.
«Минеры прибыли!» — понеслось по цепи. Партизаны заулыбались.
— Ну, полезли дальше! — едва передохнув, приказала Аня своему напарнику и, буквально роя носом снег, боясь, как бы шальная пуля не помешала выполнить намеченное, поползла дальше. Вслед за ней, волоча на ремне мины, двинулся ее помощник.
Поравнявшись с поваленным деревом, Аня увидела, что минировать удобнее и выгоднее там, где толстые деревья как бы сжимали просеку с обеих сторон. Совсем не ощущая холода, добрались до подходящего места. Паренек принялся поспешно делать в снегу ямки. Аня укладывала в них мины и старательно разравнивала сверху снег — маскировала.
Четыре мины были уложены и замаскированы по всем правилам. Можно было отходить. И, странно, опасное дело показалось Ане очень простым и легким. Она готова была уже вслух поделиться этой мыслью со своим напарником, но в это время совсем неподалеку от них взорвался снаряд. Аня ткнулась лицом в снег.
Начался артиллерийский налет. Свист осколков был нестерпимо пронзительным и, казалось, что это — все, это — конец, и больше ничего не будет.
«Неужели ничего? Неужели конец?» — Аня чуть повернула голову набок и тоскливо глянула на искристый фонтанчик, возникший на мгновение почти у самых ее глаз оттого, что по снегу чиркнуло
