– Да, Дениева.
Считая меня, в батальоне собралось уже шестьдесят семь человек. Я составил список. Шестьдесят семь человек – это слабо тянуло на батальон. На роту еще куда ни шло. Но приказано было именоваться батальоном, Шалинским истребительным батальоном. Батальон должен состоять из рот. Из трех рот как минимум. Но рота меньше, чем в двадцать стволов, – это совсем смешно, по-моему. Я решил сформировать такие подразделения: две стрелковые роты по двадцать шесть человек в каждой. Командиры рот Юнус и Мовлади. Штаб батальона: командир, начальник штаба, связной. Связным будет Арчи. Я хотел держать Дениева поближе к себе. Все-таки он совсем еще необстрелянный. И… чуточку ненормальный.
Необстрелянный! Наверное, себя я считал опытным бойцом. Хотя не был ни в одном настоящем бою. Все, что я знал раньше, – это милицейские операции. Иногда с перестрелками. Но я не мог позволить себе считать иначе. Я ведь был командиром.
Оставалось еще двенадцать человек. Из них мы сформировали три отдельные группы по четыре человека в каждой. Снайпер, гранатометчик и два автоматчика для прикрытия. Общее руководство – Ибрагим.
В здании школы было три этажа. Рота Юнуса заняла первый этаж и школьный двор. Рота Мовлади – второй и третий этажи. Группы Ибрагима поднялись на крышу.
Арчи заявился только под конец собрания.
– Дениев, ты где был? По центру шарахался? Тебя же родственники увидят, домой заберут!
– Я здесь был, в подвале.
Я и забыл, что в школе есть еще подвал, котельная.
– А, молодец! Проверил? Все в норме?
Арчи покраснел и опустил голову. Адам засмеялся:
– Он спал там, прямо на угле.
– Ладно, прекратили гогот. Кто хочет, может покинуть расположение, навестить родных. Только не позволяйте, чтобы женщины затащили вас к себе под юбки. Если кто воевать не хочет, пусть сразу скажет, я вычеркну из списков. Оружие сдадите. Если федералы найдут у вас дома оружие, сами знаете. В общем, объясните своим бойцам. Одновременно в увольнительной не могут находиться более тридцати процентов личного состава каждого подразделения. Разбирайтесь там сами между собой.
– Хорошо, Тамерлан.
– Понятно, амир.
Амир… кто их так научил называть комбата? Шариатчики постарались. Ладно, что амир, что майор… я был такой же майор, как и амир, в конце-то концов.
Да, перед самой операцией Лечи произвел меня в майора.
Мои командиры разошлись.
– Адам, надо организовать обед в школьной столовой для всех бойцов.
– Уже сделано, Тамерлан! Продукты принесли, позвали двух женщин, они скоро начнут готовить.
Какой же умница этот Темирбулатов, подумал я.
– Обедать по очереди. Сначала бойцы Ибрагима, потом Юнуса, потом Мовлади. Мы в штабе перекусим отдельно. Женщин отправьте из школы сразу, как только закончат готовку. Уберем за собой сами.
Умница Темирбулатов изобразил на лице очень недовольное выражение.
– Адам, о нашем рейде уже всем известно. О местах нашей дислокации наверняка тоже. В любую минуту могут начать обстрел или бомбежку.
– Я понял.
– Шайтан меня возьми! Мы не провели инструктаж на случай артиллерийского или ракетно-бомбового удара по школе! Арчи, в котельную весь батальон влезет?
– Влезет, Тамерлан.
– Влезет, да не вылезет. Одно прямое попадание, и нас всех завалит. Давайте так: если начнется, первая рота занимает котельную, вторая рота и группы Ибрагима рассредоточиваются в прилегающих к школе дворах. После обстрела – сбор у штаба. Адам, передай распоряжение командирам.
– Есть, майор.
Так-то лучше. А то – амир…
Через час я обходил школу, смотрел, как устроили огневые точки в окнах. Я уже взбирался на крышу по боковой лестнице, обычно закрытой, когда меня нашел запыхавшийся Арчи, которого я оставил в штабном – директорском – кабинете.
– Лечи пришел, тебя зовет.
Спустившись, я нашел в своем штабе Лечи с четырьмя головорезами. Их штаны были заправлены в носки. Так одевались только ваххабиты. Дядя по-родственному обнял меня.
– Как дела, Тамерлан? Что, освоился в директорском кресле? Ты, кажется, в этой школе учился? Признайся, часто тебя сюда вызывали отодрать за плохое поведение?
Лечи шутил. Головорезы даже не улыбались. Пришло время намаза, они достали походные коврики и начали молиться.
– Было дело. Только, когда я учился, директорский кабинет был на втором этаже, рядом с завучем. Но я, конечно, хотел сам стать директором школы. Вот, сбылась мечта идиота.
– Пойдем на улицу, не будем мешать.
Мы вышли. Январь, на улице было холодно. Деревья в школьном дворе стояли голые, с поднятыми руками. Снега на земле не было. Температура что-то около двух-четырех градусов выше нуля, вода в лужах не замерзала. Я тут только понял, что в самом здании школы гораздо теплее. Не иначе мой вездесущий начштаба организовал работу котельной, не дожидаясь, пока его глупый комбат об этом вспомнит.
– Лечи, что ты вообще… думаешь?
– Пока все идет по плану.
– У нас есть план?
– Я знаю ненамного больше, чем ты. Надолго не устраивайся. Два-три дня, и мы уходим.
– Куда уходим? В горы? Или в Грозный?
– В горы. Или в Грозный. Нам сообщат.
– Понятно. Хороший план.
– Халид надеется на Европу.
– Халид? Раньше ты называл Масхадова его первым именем, Аслан.
– Привык. Мы долго не виделись. И ты привыкай.
– Ага. Масхадов – Халид, я – амир батальона. А штаб – шура, если по-новому? Или меджлис? Я в арабском не очень силен, ты же знаешь.
– Со мной ты можешь ерничать сколько твоей душе угодно. А при других придержи язык, племянничек.
– Раньше ты сам не держал язык за зубами. За это тебя шариатчики поперли со всех должностей, помнишь?
– Я помню. Но сейчас мы вместе. У нас нет другого выхода. И у них тоже.
Мы прошлись по двору школы, по стадиону. Помолчали. Лечи посмотрел на небо.
– Тучи собираются. Снег, наверное, пойдет.
– Лечи, так что ты там говорил про Европу?
– На днях в Евросоюзе какое-то сборище. Совет безопасности или что-то такое. Халид надеется, что они примут жесткую резолюцию по Чечне. Вынудят Россию прекратить боевые действия и начать переговоры.
Это звучало очень обнадеживающе. Мы еще не знали, что 9 января неизвестные похитили Кеннета Кларка, активиста международной миссии “Врачи без границ”. Во всяком случае, я не знал. А может, и не в Кларке дело. Может, если бы даже с ним было все в порядке, это ничего бы не изменило. Россия перестала не только слушаться Запада, она перестала его даже слушать. Но мы еще надеялись. Мы должны были на что-то надеяться.
– Значит, заграница нам поможет? – бодро спросил я.
– Надо продержаться совсем немного.
– Это хорошо. Потому что много мы не продержимся, Лечи. Голой жопой против танков и самолетов