совершенно сбита с толку. Наверное, все же постепенно начала осознавать, что брак с Патриком Бейтменом далеко не так привлекателен, как с Джадом Ло. Я под строжайшим секретом поведала маме, что у нас с Заком возникли кое-какие проблемы в отношении бразильских приключений и, хотя о длительной отсрочке не может быть и речи, мини-пауза, вероятно, не повредит. Я взяла с нее слово не говорить об этом ни единой душе, поскольку нью-йоркская вечеринка в честь помолвки назначена на следующий вечер. Зак не должен узнать, что у меня появились сомнения. Да и зачем заранее портить потрясающую вечеринку (особенно после того, как Лексингтон выписал двести розовых орхидей из Доминиканской Республики, чтобы внести еще больше экзотики в Розовые Джунгли), когда можно повеселиться на этой вечеринке и все испортить потом?
Я вышла по делам и, вернувшись несколько часов спустя, увидела, что автоответчик мигает как сумасшедший. Наверняка звонят подруги, спросить, что надеть завтра. Я прослушала все сообщения.
— Это менеджер Конференц-центра Суайр-Касл. Весьма сожалею об отмене. Залог в три тысячи фунтов мы оставляем за собой.
— Привет, это твой па. Ужасно, что помолвка расторгнута. Мамочка сказала мне сегодня. Это правда, что у вас три месяца не было секса?
Господи, ну почему моя семейка вечно все преувеличивает? Я говорила о трех неделях!
— Это Дебби Стоддард. «Дейли мейл», Лондон. Завтра мы даем заметку о вашей разорванной помолвке. Не могли бы вы перезвонить и подтвердить сообщение?
— Мамочка, как ты могла! — закричала я, как только прорвалась к ней. Я была в бешенстве.
— Видишь ли, дорогая, мы поставили бы Суайров в неловкое положение, а я не смогла бы показаться в деревне, отмени ты все в последнюю минуту, поэтому я лишь предупредила заранее…
— Мама, Суайры даже не живут в замке! Это Конференц-центр, и я не вижу ничего неловкого в том, чтобы отменить мероприятие в Конференц-центре. Я больше никогда не стану с тобой откровенничать. Пойми же, я вовсе ничего не отменяла! Просто подумала, что небольшая отсрочка не помешает! — завопила я, бросая трубку. И что теперь? Необходимо сделать все, чтобы Зак ничего не узнал.
И тут позвонила Джулия, сгоравшая от нетерпения поскорее познакомиться с Чарли.
— Я только что навела о нем справки в Интернете. Совершенно потрясающий режиссер, холостой, вполне подходящий…
— Ты наводила о нем справки? Джулия! — изумилась я.
— В Нью-Йорке все обо всех наводят справки, — отмахнулась Джулия. — Это составная часть любого знакомства. — Иногда высказывания Джулии вызывают во мне ощущение, что в Нью-Йорке знакомства с мужчинами более неприятны, чем в «Сексе в большом городе». А ведь я всегда считала, что нет ничего кошмарнее «Секса в большом городе». — Так или иначе, а Чарли снимает потрясающие фильмы, — добавила Джулия.
— Ты видела его фильмы? — удивилась я.
— Конечно, нет. Судя по тому, что я узнала, они нагоняют ужасную тоску. Но рецензии в «Нью- йоркере» — просто сногсшибательные. Я уже влюблена в него без памяти. Тем более что он, очевидно, творец, гений и все такое.
— Джулия, ты ужасно цинична.
— Судя по твоему тону, ты считаешь это недостатком. Кстати, как по-твоему, он поклонник одинарных или двойных блондинок? Потому что я всегда могу на скорую руку забежать в «Бергдорф».
На следующий день, день вечеринки у Маффи, я потихоньку отменяла все распоряжения мамы, связанные со свадьбой. Мои душевные травмы по этому поводу трудно описать: у меня не осталось времени ни на искусственный загар, ни на макияж — вообще ни на что. Тревога за все угнездилась в моем мозгу и выбелила лицо так, как не удалось бы ни одним Лилейным Джунглям. Но все это не имело никакого значения. Главное, что Зак так и не обнаружил, что сотворила мамочка за его спиной.
Мне повезло только в одном: я провела целый день в своей квартире, которую, кстати, обожаю. Я просто не поверила себе, когда отыскала ее! Все равно что найти клад на Пятой авеню! Она находится в самой глубине Вест-Виллидж, на пересечении Перри-стрит и Вашингтон-стрит, весь верхний этаж из красного кирпича, довоенный дом без лифта. У меня прекрасные окна, выходящие на разные стороны, а на расстоянии виднеется сверкающая на солнце река. Я выкрасила стены в светлую лазурь, в тон воде. Квартира не очень велика: спальня, гостиная с камином и небольшой кабинет, — но чертовски красива, особенно потому, что я сама обставила ее. Она немного старомодна, но зато не завалена всякой чепухой, как квартиры многих нью-йоркских девушек. Разбросанные повсюду туфли вызывают у меня аллергию, и я просто не представляю, как можно дружить с девушками, у которых в комнате вместо мебели стоят тремпели[29] с одеждой. Я за классический стиль, если понимаете, о чем идет речь. В гостиной висит чудесная люстра, которую я откопала в Париже, на стенах — старые фотографии и разные штучки, а в углу стоит мягкий бледно-голубой диван. На нем я люблю лежать, читать книги и слушать музыку. В спальне все затянуто тонким белым ротном: мамочка присылает его из Англии, когда не занята различными пакостями, вроде отмены моей свадьбы. Подумать только, она даже не сказала мне. Боже! Мамочка! Кошмар!
Ничего не скажешь, Лексингтона Кинниката не зря считают манхэттенским королем Розовых Джунглей! В тот вечер он превратил столовую Маффи в беседку из роз и орхидей; они пахли так восхитительно, что казалось, будто находишься внутри флакончика с духами. Розовые полотняные скатерти так идеально совпадали по тону с цветами, словно были выращены в той же оранжерее. Каким-то неведомым мне образом Лексингтон ухитрился даже отыскать розовые перламутровые блюда для клубники и поставить их в центре стола. Неудивительно, что все называют его гением: до сегодняшнего вечера я вообще не подозревала о существовании розового перламутра.
Должно быть, после нашего возвращения из ЛА что-то произошло, потому что в ночь вечеринки Зак был просто лапочкой. Улыбался, то и дело целовал меня, словно мы только вчера побывали в Бразилии, весь вечер держал меня за руку — словом, другой человек. Слава Богу! Все, как я и думала: Зак — всего лишь неврастеник с непредсказуемыми перепадами настроения, как у всех моих знакомых в Нью-Йорке.
Пока прибывали гости, он увлек меня в спальню и подарил изумительное колье из розовых аметистов, которое специально заказал к сегодняшнему дню, зная, что розовый — мой любимый цвет. Какое счастье, что я не попросила о мини-отсрочке!
Самой неотразимой в тот вечер была Джулия. Она напрочь флиртовала с Чарли. Уже через минуту после знакомства он пригласил ее на ужин. Они покинули вечеринку вместе. Мы с женихом уезжали раздельно. С утра Зак отправлялся по делам в Филадельфию и сказал, что должен лечь пораньше, а я не дам ему уснуть. Помню, что вроде бы очень расстроилась, но вряд ли стоило жаловаться, особенно после того, как он весь вечер был так мил, подарил мне колье и все такое. Но все равно меня покоробило, что Зак проделал очередной фокус с исчезновением именно в эту, особенную ночь.
До дня рождения Зака оставалось меньше недели. Именно тогда он снова стал вести себя странно. Правда, Зак всегда утверждал, что ненавидит свой день рождения, поскольку в детстве его мать никогда не помнила о таких мелочах. (Подразумевалось, что это благотворно влияет на его работу, потому что вводит в депрессию. Все удивительно хорошенькие, как на подбор, секретарши в офисе агента Зака вечно твердили ему, что депрессия крайне важна для вдохновения.)
В честь такого события я решила пригласить его на ленч в бар «Гаррис». Я даже попросила бы Киприани испечь торт, обложенный любимыми цукатами Зака. В то утро я позвонила и спросила, когда заехать за ним в его студию на Ист-Виллидж.
— Не нужен мне никакой ленч. Говорил я тебе, что чертовски ненавижу дни рождения. И отцепись от меня!
— Но я хочу, чтобы ты перестал ненавидеть свои дни рождения. Чтобы не расстраивался больше. Чтобы с этой минуты для тебя все изменилось, — потрясение пролепетала я.
— Неужели еще не врубилась? Я чертовски обожаю всякие расстройства! Это то, что питает мое творчество! Будь я постоянно счастлив, как последний идиот, как бы мог работать? — рявкнул он и бросил трубку. Я несколько раз пыталась перезвонить, но линия была занята. Отчаянно пытаясь отвлечься, я взяла такси и встретилась с Джулией в салоне «Бергдорф», где та, устроившись в гигантском кожаном кресле, делала французский маникюр — занятие, требующее не менее нескольких часов: каждый ноготь эквивалентен созданию «Джоконды».
