потерял интерес ко всему происходящему…
Внезапно фигура потянулась ввысь, достигла высоты пирамидального тополя. Джин будто осветился пламенем изнутри и простер руки на север, в сторону АЭС. В тот же момент Зонгар исчез, и на его месте встала скифская баба, будто бы тысячелетия покоилась здесь. А на месте градирен возгорелось второе солнце.
Нет, не это феерическое зрелище заворожило Глеба. Другое впечатление он никак не мог переварить. В какой-то момент, когда возрастающий из фляжки Джинн сравнялся размерами с Зонгаром, который стоял рядом и нервно, словно Хоттабыч, теребил свою бородку, Глеб с ужасом увидел, что у обоих – Джинна в причудливой лемурийской одежде и Зонгара в рваных джинсах –
Они сидели в полной темноте, пока Глеб не отыскал в кармане фонарик. Вот, оказывается, для чего он ему был нужен: чтобы осветить полость склепа Гермона, причем, за тысячи лет перед тем, как открыли электричество.
Лара тяжело дышала и странно смотрела на Глеба. Он не сразу понял этот взгляд. Дело в том, что за несколько мгновений до того, как ядерная волна смела несчастный свинарник, они крепко обнялись, дабы Хронос принял их за одно тело и слепо перенес от репера к реперу. Именно это соприкосновение и привело обоих в трепет.
Только вот с репером было все не так: баба стояла не на слое песка, как раньше, а просто на полу, а пол был совершенно чист. Да и баба была несколько другой: больше размером, грубее в обработке. Это была, если можно так сказать «их» баба – репер, который образовался от перемещения Глеба и Лары. Все это значило, что они перенеслись в гораздо более раннее время, чем надо. Может быть, дело в массе – ведь перенестись должна была только лишь одна Лара?
С тех пор, как Глеб пришел в себя, один чудовищный вопрос вертелся в его голове: перед его глазами стояло лицо Джинна, идентичное лицу Зонгара, и он прокручивал версии одну за другой, но ситуация была выше любой теории: они были погребены в запечатанном склепе, и кто-кто, а Глеб уж очень хорошо представлял размеры и тяжесть лежащих над ними камней.
Он медленно осветил окружающее пространство. Вот ступень с темно-бурым мозаичным тюльпаном, над ступенью – ниша.
– Амфоры тут нет, – сказала Лара.
– Догадываюсь.
Глеб хлопнул себя по карману: так и есть – карман пуст. Арибаллический лекиф стоял в глубине ниши. Что-то звякнуло внизу, но Глеб был так поглощен своими размышлениями, что не обратил на это внимания.
Глеб взял лекиф. Поверхность была гладкой, едва подернутой пылью. Значит, его поставили здесь совсем недавно. Глеб принялся рассматривать остальные предметы.
Маленький золотой канфар шестого века до нашей эры был на месте, а вот медного половника еще не было. Половник был младше канфара лет на сто. Подняв одну, другую керамическую тарелочку, Глеб уже точно понял в каком времени они очутились – это был самый конец пятого века до нашей эры.
– Вот что мы должны сделать, Лара. Я возьму лекиф и мы перейдем в то время, когда Джинн уже был в амфоре, за несколько часов до того, как Зонгар вытащил ее. Он сделает это, будучи уверенным, что Джинн в амфоре. Но ты переселишь его в лекиф. Когда, уже в двадцать первом веке я расчищу нишу, то лекиф с Джинном окажется в наших руках. Зонгар же, проникнув в музей, обнаружит пустую амфору.
– Согласна, – сказала Лара. – Это как раз то, что предотвратит все эти катастрофы с атомными станциями. Хватайся-ка за меня покрепче… Ай! Что это? – Глеб увидел, как расширились от ужаса ее зрачки: Лара смотрела на что-то, находившееся прямо за спиной Глеба.
Он оглянулся. Догадаться не стоило никакого труда.
– Все в порядке, Лара, – сказал он. – Это просто старина Гермон.
– Первый архонт Гермонассы, родом из Митиллены, остров Лесбос, – сказала по-гречески высокая худая фигура в довольно-таки новом чистом хитоне, поднявшаяся из углубления в полу.
– Я до смерти боюсь привидений! – взвизгнула Лара.
– Да? – удивился Глеб. – Вот уж не думал…
– А также мышей, лягушек… – прогудело привидение. – Как всякая человеческая жена, – Глеб понял тираду Гермона, удивившись, что курсовой зачет, который он спихнул когда-то левой ногой, оказывается, пошел ему на пользу.
– Еще я боюсь улиток, – добавила Лара по-гречески. – Но больше всего на свете я боюсь тебя и таких как ты. Я просто вся дрожу, когда спускаюсь во все эти колодцы, где обязательно должен быть призрак, чтобы Джинн чувствовал себя в безопасности.
– Ты о Зевсе, которого прячешь в кувшинах?
– Да как ты его ни назови: Зевс, Юпитер, Джинн – ничего от этого не изменится.
– Я предпочитаю говорить «Зевс». Так уважительнее.
– А вот моему другу, – Лара кивнула на Глеба, – больше понятно слово «Джинн». Кстати, я вот о чем хочу тебя спросить, Гермон… Видел ли ты в своем почтенном могильнике других людей?
– Сколько угодно! Здесь постоянно хоронят людей моего клана. Лет через полтораста склеп заполнится и тогда его замуруют насовсем.
– Я не об этом. Видел ли ты тут таких, как я? Или вот – как он? Которые приходили и уходили.
– Грабителей, что ли?
– Мы не грабители! – воскликнул Глеб по-русски и Гермон покачал головой, показывая, что не понимает его реплики. Затем указал средним пальцем на Глеба:
– Его видел только один раз, кроме нынешнего, а тебя, – он перевел руку, сменив из приличия указующий перст на мизинец, – вижу уже в четвертый раз.
– Как это может быть? Ни он, ни я никогда не были здесь раньше.
– Что значит раньше? Я говорю о позже. Для мертвых, каковым являюсь я, не существует времени.
– Вот как? Признаться, я удивлена. Ну да ладно. А человека с длинной, но редкой бородой ты сколько раз видел?
– Один раз. Он украл амфору, которую поставила сюда ты.
– Гермон! – встрял Глеб, и призрак обернулся, тускло блестя большими белыми газами. – Ты живешь вне времени. Но ты можешь его считать?
– Безусловно.
– Когда же это случилось? Когда человек с бородой взял амфору?
Гермон быстро произнес несколько слов, но в древнегреческих числительных Глеб был уж точно не силен. Он вопрошающе глянул на Лару.
– Я поняла, – кивнула она. – Это было восьмого сентября триста восемьдесят… В общем, не важно. Мы немедленно отправляемся туда.
Переход во времени похож на долгий упоительный танец. На этот раз, когда Лара шагнула к Глебу, чтобы слиться с ним в объятии, он прочитал в ее глазах многое: и желание, и знание того, что сейчас с ними произойдет, и радостное предвкушение этого. Объятие, которое длилось пусть и столетие с гаком, заняло все же минут пять. За это время любой нормальный мужчина сойдет с ума. Чтобы Хронос счел их за одно тело, им надо было слиться как можно крепче… Или не надо? Или это просто была такая игра, повод?
Они сцепились ладонями и ступнями, соединились коленями и бедрами, грудь девушки, увенчанная двумя твердыми точками, слилась с его грудью. Наконец, Глеб нашарил ее губы и овладел ее языком. Будто бы и это необходимо для Хроноса.
Она знала, что он знает, что она знает… Оба прекрасно понимают, что делают совершенно лишнее. Все вокруг было погружено в колышущую мглу. Когда она успокоилась, приняв форму стен склепа, Глеб и Лара отскочили друг от друга, как ошпаренные. Лара быстро вытерла губы ладонью.
– Я, кажется, поняла, почему ошиблась с переходом в первый раз, – сказала она деловым тоном, но тяжело и хрипло дыша.
– Я тоже, – сказал Глеб, также тяжело дыша.
Все было очень просто, и масса переносимого во времени объекта была тут не при чем. В объятиях
