Кика - женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки

отказаться теперь от встречи и что в худшем случае я скажу «нет» на его посягательства. В конце концов, вдруг он окажется главной любовью моей жизни, и я потеряю ее, трусливо сбежав? Нет, я не упущу такой шанс! Я поправила грудь в лифчике (которая всегда должна быть высокой), взглянула на дверь и нажала на звонок.

Через несколько секунд я услышала шаркающие шаги (неужели он в тапках?!), и дверь открылась, но не полностью, а на цепочке. Зловещий голос из детских сказок повелел мне протянуть руку к высунувшейся руке. «Дай-ка сюда свой пальчик», – сказал голос и нервно засмеялся. «Позволь мне взглянуть, пухлый он или нет», – проговорил злой голос, и у меня по спине забегали мурашки. Нет, это не было проявлением большой любви, и мне пора было свинчивать. Причем, срочно.

После того, как все мои пальцы были изучены, дверь открылась, и Аролдо крепко обнял меня, будто это была встреча влюбленных после разлуки. Это был настоящий Серый Волк, душащий Красную Шапочку. У меня чуть не случился инфаркт. Он предложил мне сесть после быстрого ознакомления с квартирой (отделанной совершенно безвкусно, тесной и захламленной). Я в оцепенении уселась на краешек дивана, ясно давая понять, что далеко не так решительно настроена, как он. Играл диск Кассии Эллер, которая мне нравилась, но я была не в силах оторвать взгляд от него, будто заложница, наблюдающая за каждым движением своего похитителя.

Он все наступал, я отходила, он наступал, я отходила – до тех пор, пока у меня уже не осталось пути для отступления. Он был очень хитер, этот тип, и стало совершенно очевидным, что из этого не выйдет никакой большой любви, и уже через минуту мне захотелось уйти. Поскольку он продолжал демонстрировать мне свое расположение, мне пришлось подняться с дивана, и, чтобы избавиться от дальнейшей неопределенности, я спросила, куда мы пойдем. Теперь я уже не понимала, что я у него делаю. С одной стороны, мои мечты о нем мешали мне отказаться от него. В этих мечтах он был обворожительным, приятным, уравновешенным, нежным и мог меня защищать. Но с другой стороны, реальность слишком сильно отличалась от мечты. В жизни он был женоподобным, без намека на элегантность, совершенно непривлекательным и бестактным. Он был почти груб. Я упала духом и чувствовала себя неуютно. Но как бы разочарована я не была, я знала, что не могу осуждать его за то, что он не был похож на мою мечту. И уж тем более не должна быть с ним грубой.

Я сказала, что голодна как волк, и мы пошли «ужинать», оба совершенно опущенные. Мы добрели до порта. Ночь стояла светлая и жаркая. Он сказал, что я смогу попробовать бутерброды с окорочком и ананасами (а я-то ждала фуагра[22] ).

Как только мы зашли в местечко, где я должна была полакомиться деликатесами, мы встретили целую компанию его друзей в обнимку с потрясающими девушками. И он в ту же секунду выступил вперед, спрятав меня за собой, хотя до этого держал меня за руку. Некоторые пытались получше меня разглядеть за Аролдо, но он быстро упомянул про «подругу из Сан-Паулу» и погасил костер любопытства в своих друзьях. Светлокожая жительница Сан-Паулу впала в оцепенение, окруженная шумом и запахом жареного ананаса, в отличие от своего неотесанного дружка, который был более чем оживлен. Даже сегодня не могу сказать, стеснялся ли он того, что я белая, или просто состоял в связи с какой-то женщиной и не хотел, чтобы его видели с другой. Что бы там ни было, но его желание скрыть мое присутствие было таким очевидным, что все, естественно, обратили на меня внимание.

Наша встреча катилась ко всем чертям, но я хотя бы чувствовала себя в безопасности. Я была заметно раздражена тем, что меня игнорируют, и еще больше – наличием ананасов в любом бутерброде из меню. Чтобы сделать все наоборот и ответить «нет» на его упрямые рекомендации, я полностью сменила свой выбор: отказалась от окорочка и ананасов, взяв хлеб с сыром.

Мы мало разговаривали за ужином, и наш пир закончился в считанные минуты. Он вытер о скатерть послюнявленные пальцы и попросил счет. Когда его принесли, он бросил десять реалов на стол и стал ковырять в зубах зубочисткой. Я, в остолбенении, достала десять реалов из своего кошелька, чтобы заплатить за свою часть, и мы покинули заведение. Пришлось сесть на автобус, так как я была совершенно не в состоянии идти пешком, а он нашел стоимость такси безумной. Мы вышли на одной из остановок, он удалился, а я взяла такси до Копакабаны, сгорая со стыда, что была такой дурой со своей мечтой.

Я ни в чем не виню его, в этом смысле – никаких претензий. Он не знал, что делать, потому что с самого начала я оценила в нем именно его неотесанность. Никто не мог предположить (даже я), что я вдруг захочу увидеть благородного, обходительного лорда, который бы угостил меня фуагра и открыл бы дверь «Мерседеса», предлагая свою руку, чтобы я смогла выйти из него.

Какое счастье, что я была журналисткой. Потому что лучшей разрядкой было написать очередную хронику.

Больше не хочу связываться с деревенщинами

Единственный способ перестать летать в облаках – хорошая доза реальности

Итак, вы, должно быть, помните о моих каникулах в Рио-де-Жанейро, во время которых я встретила крутого паренька в трамвае в Святой Терезе. Того самого, которого я хотела превратить в торговца наркотиками, но который оказался всего-навсего журналистом с исключительными способностями к писательству, изданию, бла-бла-бла (для всего не хватит места). Короче говоря, это тот самый.

Что ж, все обожают вспоминать о своих путешествиях. В памяти все становится гораздо изящнее и красивее: от сенегальского зноя остается только легкий ветерок, обдувающий кожу, от ожидания таможенной проверки – лишь портрет красавчика, который стоял рядом, от ужаса во время полета – лишь холодок в животе. Помнить неприятности и разочарования – значит очернять нашу автобиографию. Поэтому достойны храниться в памяти лишь те несколько минут беседы в трамвайчике: первые взгляды, робкие улыбки, душевность и любезность – все было запечатлено в деталях для описания на этих страницах.

И совершенно естественно, что, вернувшись в Гуанабару, я постаралась очистить впечатления от той встречи. Конечно. Вы бы сделали то же самое. И даже большее после такой виртуальной переписки, как наша (мужчина, который хорошо пишет – ископаемое в наши дни). Но после того как я позвонила в дверь, и прежде, чем она открылась, в моей голове сверкнул первый луч разума. Он имел следующую форму: «Для чего я сюда явилась?». Сразу открылись два пути: один – обратно по коридору, желательно быстрее, пока дверь не открылась, второй – тот, следуя по которому, нужно было забыть про все свои истерические страхи. И я забыла.

Мне не хватало красноречивых комплиментов, любезностей и занимательных рассказов. Я сидела на краешке дивана, чувствуя себя в безопасности, и охраняла границы (как настоящая шизофреничка). Но понемногу на эти границы начались посягательства. Я вдруг обнаружила рядом с собой огромного осьминога, который, казалось, имел тысячу щупальцев: мне едва удавалось отбиться от одного, как следующее уже обвивало меня.

Кое-как я освободилась от красавчика под предлогом подкрасить губы. Но не тут-то было! Через миг гигантский моллюск уже обнимал меня – и очень крепко, что должно было заставить меня дрожать от возбуждения.

Лишь теперь я почувствовала всю серьезность положения. Тем временем он выставил напоказ своего «Большого друга», и первое, что пришло мне в голову, это картинка, изображающая меня, развалившуюся надвое из-за этой атомной силищи. Святая Дева Мария! Мне едва удалось смыться оттуда в порыве самосохранения и защиты своих интимных частей тела. Не спрашивайте меня, вздымались ли щупальца осьминога ввысь. Эту часть рассказа я опущу, но даже перспектива идти одной по пустынной ночной улице пугала меня меньше перспективы, открывавшейся между его ног.

Из всего сказанного запомните только одно – то, что касается женской смелости: она существует только в фантазиях. Или когда старая любовь нуждается в защите. В остальных случаях это просто миф.

Я – сумасшедшая

Я была не в состоянии работать. Я приходила в офис каждый день, но совершенно не могла сосредоточиться на работе. Я проводила долгие часы, исписывая листы бумаги; обычно это были письма суицидного характера, иногда завещания, списки пожеланий и приглашенных на мои собственные