остановился и выговорил:
– Нет, сегодня поздно. Завтра поеду.
XXXVI
На другой день до полудня Шумский точно так же в статском платье и на извозчике отправился к Нейдшильду. Когда «господин Андреев» позвонил у подъезда барона, дверь отворил ему тот же Антип и, увидя его, ахнул и стал улыбаться во всю рожу. По глупой фигуре лакея, выражавшей что-то неопределенное, не то насмешку, не то глупую радость, но вместе с тем и какое-то холопское торжество победителя, Шумский сразу понял, что в доме даже людям все известно. Тем не менее фигура лакея раздосадовала его.
– Дома барон? – выговорил он, насупившись.
– Дома-с, – продолжал улыбаться Антип, – только они приказали вас не пущать. А вот, пожалуйте, получить… или позвольте, я сейчас вынесу. Тут пакет с деньгами… Для вас они передали…
– С какими деньгами? – изумился Шумский.
– А, должно быть, жалованье.
Шумский невольно улыбнулся.
Антип двинулся было по лестнице, притворив дверь на нос г. Андрееву, но Шумский крикнул ему вслед:
– Отдай деньги барону обратно.
Но в эту минуту он невольно схватил себя за голову. Если барон – человек благовоспитанный, высылает ему через лакея его жалованье секретаря, то, стало быть, он ничего не знает или почти ничего. Он не знает, что имеет дело с Шуйским. Что же он знает? Стало быть, он продолжает считать его Андреевым? Иначе он не прислал бы нескольких рублей, которые перестают быть долгом, если барон знает, что все секретарство было комедией и переодеванием.
В эту минуту Антип уже снова явился на крыльце с пакетом, на котором было написано: «Господину Андрееву со вложением тридцати рублей».
Шумский стоял, размышлял и не знал, что делать.
– Извольте получить, – говорил Антип по-прежнему, торжественно празднуя какую-то победу своего барина над этим господином секретарем.
– Поди, голубчик, доложи барону, что я убедительно прошу его принять меня, хотя бы на минуточку.
– Как можно-с, – отозвался лакей. – Строго не приказано.
– Ну, сделай милость. На вот тебе.
Шумский быстро достал какую-то ассигнацию, сунул ее в руку лакею и прибавил:
– И еще дам. Ты знаешь – я никогда не жалею, пакет отнеси барону и скажи – я жду и прошу, ради Господа Бога, на одну минуту меня принять.
Лакей поколебался. Ассигнация была для него соблазнительна, и он двинулся, как бы нехотя, в дом.
Шумский ждал.
Через несколько минут появился снова Антип, уже рысью, с тем же пакетом в руках и не только не улыбаясь, а с испуганным видом быстро заговорил:
– Нельзя-с! нельзя-с! и вы тоже – меня подвели! я эдаким барина и не видывал, думал – убьет. Нате ваши деньги – ступайте с Богом.
И лакей снова сунул пакет.
– Ну, ладно. Деньги все-таки отдай барону и скажи ему от меня, что завтра будет у него флигель- адъютант Шумский по очень важному делу. Эдак около полудня. Пускай подождет. Понял ты?
– Слушаю-с, а деньги-то как же?
– Тьфу ты, Господи!
Шумский махнул рукой, повернулся на каблуках и пошел с крыльца.
И снова та же мысль вернулась к нему и тревожила его.
«Что ж Пашута сказала? Что знает барон и чего не знает? Знай он, что секретарь Андреев флигель- адъютант Шумский, он не выслал бы денег. Стало быть, Пашута рассказала только ухищренья г. Андреева и заставила выгнать из дому Лукьяновну. Но ведь Лукьяновна – мамка Шумского: если Пашута и ничего не сказала, то можно догадаться, что между Андреевым и Шумским есть нечто общее».
– Черт его знает, этого старого дурака, – воскликнул Шумский вслух, быстро идя по панели. – Именно черт его знает – что он мог понять и чего никогда не сообразит… Подлаживаться к разумению дураков – мудреное дело.
Вернувшись домой, Шумский снова потребовал мамку к себе.
Авдотья на его вопросы снова с буквальной точностью отвечала то же самое.
– Да как ты полагаешь, Дотюшка, – стараясь придать нежность голосу, говорил Шумский, – догадывается он, что я не Андреев?
– Не знаю, голубчик.
Шумский отпустил мамку и позвал Шваньского.
