прикидывая, что здесь происходит.
– Они созрели для переговоров, – сказала Кери. – Очевидно, 10-я послала им по электронной почте запись с бомбой, и они решили поговорить с нами.
Запись бомбы? Все-таки где же она установлена? Я посмотрела назад, и до меня вдруг дошло, что мы в ловушке. Вот она, за нашими спинами: жирная голубая фаланга. Ограниченная, самодовольная мужиковатость, которую можно слить и свободно заправить в полицейском участке. В фараонах я вижу только это – патриархальное дерьмо, которое никогда не даст всходы взаимного уважения. Жалкая, навязчивая неспособность видеть в вас не предмет, а живого человека, и обращаться с вами соответственно, это подвид мужского вида, который никогда в жизни ничего не изменит, совершенно ничего. Вот они стоят, в этой своей форме и со своей дисциплиной, абстрактное и систематизированное воплощение всех строительных рабочих, которые когда-либо одобрительно свистели вам вслед. А вот стоите вы, слишком воспитанные, чтобы пописать в их ящички с инструментами в качестве расплаты, слишком домашние, чтобы ответить им на их языке, плетущиеся прочь с красным лицом, потому что хуже всего то, что вас гложет вопрос: то ли они и впрямь свистели вам вслед потому, что вы такая красотка, то ли просто так выражали свою иронию и даже сейчас покатываются со смеху над вашими короткими тощими ножками и плоской задницей. Кроме того, предполагается, что вам не стоит все принимать близко к сердцу. От вас ожидается, что вы проявите свойственное вам чувство юмора. У них же оно есть, так почему бы и вам не посмеяться? Посмотрите только на то, как они размахивают своим хозяйством друг на друга и смачно пердят. Вам не разрешается нарушать правила их общества, которые гласят, что вы холодная, озлобленная лесбийская сучка, если вам не нравятся их агрессивное улюлюканье и свист. Поэтому вам только и остается, что, высоко держа голову и плюя на все с высокой колокольни собственного морального превосходства, тащиться домой и плакаться в жилетку своему приятелю (если у вас таковой имеется, в отличие от меня), который, если повезет, предложит сходить и надавать им по морде, зная, что вы ни за что на свете не отпустите его туда, потому что прекрасно понимаете, что его скорее всего отделают будь здоров. Большинство ваших знакомых мальчиков подвержены частому надиранию задницы, потому что у них хорошее воспитание. Они росли в роскоши понимания того, что сила денег военно-промышленного комплекса защитит их от грязи и сажи хамовитого тестостерона. Именно наших хилых дружков следует благодарить за то, что у нас есть фараоны – суррогатные член и яйца во имя поддержания порядка, каким бы он ни был. Сейчас или прежде.
А как это сказывается на вас, пленнице фешенебельных предместий? Кипя от злости из-за какого-то мелкого оскорбления, о котором сами агрессоры давным-давно уже и думать забыли, вы не можете избавиться от ощущения грязи, точно вы только что надышались вони из чьей-то задницы, и этот аромат ничуть не похож на привычный парфюм от Кельвина Кляйна. Потри и понюхай, потри и понюхай, очисти луковицу… вы когда-нибудь спуститесь на землю, где правят иные законы?
Я понимаю, что не следует чесать всех фараонов под одну большую голубую гребенку, но ничего не могу с собой поделать. Эти парни являются для меня символом всей мальчиковой системы с железными решетками, которая неизменно делает из меня жертву. Не важно, как я пытаюсь трепыхаться, вокруг всегда клетка, из которой нет выхода. Я маленькая принцесса. Они доминируют надо мной, они выливают на меня свою агрессию, они защищают меня.
А вот и лейтенант Ежевика, он разговаривает с переодетым полицейским, которому больше подошло бы амплуа мистера Роджерса, нежели Шафта. У меня уже зарождается смутная надежда, что в конце концов, пожалуй, и мы поймали свою удачу, когда он делает шаг вперед и говорит:
– Прежде всего, нам нужна Кери О'Доннелл. А потом мы можем обсудить условия сделки.
Мы с Кери переглянулись.
Я незаметно покачала головой.
– Ты уверена? – спросила она.
– Лучше тебе послушать их. Где-то здесь заложена бомба, Кер.
– Я достану себе адвоката, – сказала она. – Не волнуйся. У моей сестры связи в Корнеле.
Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, и стукнула ее по руке. Действия фараонов оказались более эффективными: они схватили Кери, швырнули на землю и обыскали ее. Не стану утверждать, что не вздохнула от облегчения, когда они забрали у нее пистолет и надели наручники.
– Присмотри за моим коктейлем, – сказала она ближайшему копу.
Затем фараоны сделали шаг в мою сторону.
– Нет! – сказал БелОвлазка. – Не трогайте ее. Давайте-ка лучше посмотрим на мою бомбу, и я вам все расскажу. У вас что, куча времени? Вот у меня, например, осталось двадцать две минуты, прежде чем она взорвется. Вы получили, что хотели?
– Да, получили, – сказал мистер Роджерс.
Все слегка задергались при упоминании бомбы. На БелОвлазке длинное кожаное пальто, которое закручивается вокруг лодыжек, когда он разворачивается. Он устремляется прочь от «Курток на меху».
– Так давайте пойдем к фонтану и проверим ее. – Никто не горит желанием последовать за ним, хотя фаланга расступается, освобождая дорогу. – Что? Ну же, народ, потопали.
– Наши эксперты считают…
– Ваши эксперты уже проявили себя во всей красе, когда решили, что если они попытаются снять взрыватель, то все отправятся в свободный полет в пространство без всяких там космических аппаратов.
БелОвлазка сложил руки на груди и лукаво улыбнулся.
– Но я буду работать с вами, только если мне станут верить. – Он помахал рукой. – И я уже по горло сыт этой вашей Бритни Спирс. Надо сменить пластинку, хочется чего-нибудь из рока.
Я постаралась не захихикать. И внимательно наблюдала за мистером Роджерсом, потому что он, по всей видимости, был одним из главарей – или по крайней мере малость поумнее остальных.
– Послушайте, мне все это кажется всего лишь игрой, – сказал БелОвлазка. – Хотите верьте, хотите не верьте, но я оказываю вам огромную услугу. Я собираюсь показать вам, где ваше уязвимое место. Вы же до сих пор не знаете, как это у меня получилось, не так ли? Ха! Что ж, я расскажу вам – но и вам придется пойти на уступки.
Мы все двинулись к большому фонтану перед «Саксом». Подачу воды не отключили. Я задумалась, не подключен ли взрыватель каким-то образом к питанию фонтана. БелОвлазка толкает речь и бурно жестикулирует, а мистер Роджерс и эксперты из подразделения по обезвреживанию бомб внимают ему. Время от времени они резко мотают головой или задают вопросы. БелОвлазка просто тащится от подобного внимания. Забавно, но он, оказывается, относится к тем людям, которым в кайф выступать перед публикой со своими бредовыми идеями. Хотя, на мой взгляд, он явно переигрывает.
Должно быть, это мысленное изменение облика подействовало. Я пожалела, что не прихватила малость той штукатурки для себя.
Бомба тикала, и висевшее в воздухе напряжении можно было буквально увидеть, почувствовать и даже понюхать. Мне на ум пришел оркестр, настраивающий инструменты перед выступлением. Много музыки, но я не увидела ни пончиков, ни плюшек. Пожалуй, стоит пересмотреть свое отношение к полиции.
Я странно устроена. Иногда происходят события, которые нормальные люди даже не замечают, а я начинаю сходить с ума от злости. И наоборот, порой я оказываюсь в ситуации, когда все вокруг ведут себя как помешанные, а я стою себе спокойно и удивляюсь. Как выразилась бы моя мамочка: «С чего такая суматоха? Почему все носятся, как белка в колесе?»
Так и сейчас. Я не могу сказать, что совсем уж не верю, что рядом бомба, или что я такая необыкновенно храбрая и крутая. По какой-то причине я словно смотрю на все происходящее из какого-то далекого далека. Жирная голубая фаланга рассеялась на автостоянке. Большая часть саперной группы тоже ушла. БелОвлазка по-прежнему играет этакого расслабленного и беспечного парня. Не знаю, что он там вещает мистеру Роджерсу и всей честной компании, но выглядит и впрямь круто. Когда он замолкает, они остаются.
Я смотрю, как тикают цифровые часики, и задаюсь вопросом, во сколько сотен секунд вместилось мое восприятие мерцающих цифр. На часах появляется цифра ноль.
Затем вспышка.
Фонтан остановился. Мы увидели внутри бомбу – черный чемоданчик, насквозь промокший. Чемоданчик
