современной ему газете и «газетности» в литературе. Подробнее см. в статье: С. Maкашин, Щедрин о положении и задачах литературы. — «Лит. наследство», т. 11–12, М. 1933, стр. 327 и след.
Грызунов — мой школьный товарищ и по призванию — экономист. — В образе Грызунова дана острая сатирическая зарисовка одной из характерных фигур в галерее новой буржуазированной интеллигенции пореформенной России. Натурой при создании образа «Грызунова» Салтыкову послужила отчасти фигура известного экономиста и публициста либерального лагеря В. П. Безобразова. Он был своего рода ученым экспертом по экономическим вопросам при царском правительстве, равно как и при российской буржуазии. В течение десятков лет Безобразов являлся непременным участником всех официальных и официозных совещаний по вопросам финансовому, банковскому, кредитному и т. п., организатором всякого рода «экономических экспедиций» и «статистических обследований», или «раутов», с участием виднейших представителей делового мира (современник» иронически называли эти собрания «экономическим парламентом»), неутомимым публичным лектором, профессором (впоследствии и академиком) по кафедре финансового права и политической экономии и одновременно «по высочайшему желанию» преподавателем этих предметов для великих князей. Деятельность Безобразова не раз давала Салтыкову красочный материал для сатирической разработки темы самоудовлетворенной «благонадежности», а также приспособленчества науки к самодержавной власти и к денежному мешку (см. памфлет 1869 г. «Человек, который смеется», а также образы Велентьева и Полосатова в «Господах ташкентцах» и «Недоконченных беседах»). Безобразов был младшим лицейским товарищем Салтыкова (о чем говорится и в комментируемом тексте). Недолгое время, сразу по возвращении из вятской ссылки, Салтыков жил в Петербурге в одном доме с Безобразовым и был с ним дружески связан.
…дано прозвище восьмого мудреца… — Семью мудрецами называют полулегендарных мудрецов Древней Греции, живших в VII и VI вв. до н. э. Они излагали свои мысли в кратких образных изречениях (гномах).
…пожалуйте, Иван Александрыч, министерством управлять! — Парафраза из «Ревизора» Гоголя.
...fugaces labuntur anni… — Усеченная цитата из Горация («Оды», 11, 14, 1–2): «Eheu! fugaces, Postume, Postume, labuntur anni» («Увы! мимолетно, Постумий, Постумий, проносятся годы». — Перев. А. Фета).
…«тушинцы» — самозванцы (от «Тушинского царька» — прозвище второго самозванца в эпоху Смутного времени).
…Мижуеву (племянник Ноздрева)… — У Гоголя — не племянник, а зять Мижуева.
…Под вечер осени ненастной… — Неточно из «Романса» Пушкина.
…это было смятение чисто библиографического свойства. — Страницы, посвященные издевательствам над «библиографами» или, как точнее определили бы мы сейчас, — над текстологами, являют собою один из блестящих образцов салтыковской сатиры на «ученую» схоластику, заменяющую подлинное изучение материала механической регистрацией мелочей, бездумным фактографированием. Реальный комментарий раскрывает эпизод с «библиографами» как сатирическое выступление Салтыкова в разгоревшемся в 1880–1881 гг. газетно-журнальной полемике вокруг выходившего тогда нового издания сочинений Пушкина под редакцией П. А. Ефремова. (См. существенную для реальной расшифровки салтыковского текста статью П. Анненкова «Новое издание сочинений Пушкина»; вошла в сборник: «П. В. Анненков и его друзья», СПб. 1892, стр. 424–447.)
…приносим нашу искреннейшую благодарность покойному библиографу Геннади. — Известный библиограф и библиофил, Г. Н. Геннади, упоминается здесь как неудачливый редактор собрания сочинений Пушкина (1869–1871 гг.). Это издание принесло ему скандальную славу, выраженную С. А. Соболевским в эпиграмме: «О, жертва бедная двух адовых исчадий: // Тебя убил Дантес и издает Геннади».
Мартын Иванович Задека. — Имя этого полулегендарного составителя популярнейшего в начале XIX столетия сочинения, содержавшего толкователь снов и гадательную книгу, используется для сатирической персонификации деятельности пресловутой «подкомиссии сведущих людей по устройству питейного дела», созванной гр. Игнатьевым (см. выше, прим. к стр. 305).
«Коль славен…» — Первые слова православного гимна «Коль славен наш господь в Сионе…».
«….командированный чин» — секретный агент политической полиции.
Аттанде-с — подождите (франц. attendez), карточный термин, входит в эпиграф гл. VI «Пиковой дамы» Пушкина.
Письмо тринадцатое*
Письмо четырнадцатое*
Впервые, с нумерацией «VIII» — в ОЗ, 1882, № 4 (вып. в свет 19 апреля), стр. 531–556. Написано в марте: «…хотел непременно кончить «Письма к тетеньке» в апрельской книжке… — сообщал Салтыков Г. З. Елисееву 28 марта. — А выходит, что конца не вышло. Написалось мало, и заключение пришлось отложить до мая».
Сохранились черновые рукописи №№ 203 и 204.
Варианты рукописного текста
Стр. 427, строки 35–38. Вместо: «Не говоря уже о том <… > силу поучения» — в рукописи:
Как это ни странно кажется, но в действительности явление это поясняется очень просто тем, что под слоем угнетения и преследований всегда трепещет возвышенное чувство, возвышенная мысль, которые обладают изумительною живучестью. Такою живучестью, что самые окрепшие идеалы благочиния, строгости и строгости, преподаваемые Удавом и Дыбою к непременному исполнению, не в силах задавить их. Совсем напротив: преследование сообщает возвышенной мысли своеобразную силу, силу страдания, самоотвержения, примера. Ввиду этой борьбы, которая, в буквальном смысле, даже борьбы не представляет, улица невольно задумывается и обращается к тем лучшим инстинктам, которые таятся в ней. Эта задумчивость, это обращение к лучшим инстинктам и есть первая победа возвышенной мысли над идеалами благочиния.
Стр. 428, строка 24. Вместо: «одурманивает» — в рукописи:
достигает известных размеров, повергая общество в состояние отупения, граничащее с щемящей тоской.
Стр. 429, строка 21. Вместо: «Подумайте! ведь» — в рукописи:
Не говоря уже о том, что картина общественной одичалости сама по себе представляет нечто в высшей степени позорное (я знаю, что этим соображением не всякого проймешь).
Строки 32–37. Вместо: «мы в ту же минуту <…> но и прямо постылою?» — в рукописи:
и дело общественного освежения двинется беспрепятственно к вожделенному концу. Но именно «содействия»-то и не является, а не является оно потому, что общество, подавленное непрерывной паникой, утратило вкус к благородному мышлению, что ему нечего извлечь из себя, нечего предложить, кроме того же «шиворота», которого и без того не занимать стать, благодаря неистощимым запасам,
