солдаты не делали никаких попыток сдержать толпу. Наоборот, многие из них даже подбадривали этих оборванцев.
«Похоже, злость у черни нарастает, и теперь они не оставят в покое монастырь», — удовлетворенно подумал Де’Уннеро.
Он повернулся к едущим сзади собратьям.
— Наш призыв наконец-то услышан, — возбужденно произнес Де’Уннеро. — Настает час нашей славы. Идемте к ним, покинутым овцам нашего стада, и поведем их на бой против еретиков!
Братья Покаяния пронзительно закричали, потрясая в воздухе сжатыми кулаками. Они устремились к той части площади, что непосредственно примыкала к монастырю. Красные капюшоны были надвинуты на глаза. Фалды черных сутан развевались от быстрой ходьбы.
Де’Уннеро знал, что рискует, но он не чувствовал страха. На этот раз солдаты не станут препятствовать ни ему, ни его последователям. Наступали иные времена.
— На площади — братья Покаяния, — прорычал Андерс Кастинагис. — И с ними — Маркало Де’Уннеро.
Браумин Херд наблюдал, как толпу охватывает все большее безумие, а вместе с ним зреет бунт.
— Герцог Тетрафель тоже здесь, — сказал Браумин, махнув рукой в дальний конец площади.
Там, за цепью угрюмого вида солдат, стояла богато украшенная карета.
— Все это — с его ведома, — добавил Браумин.
— Он зол и испуган, — сказал брат Талюмус.
— И вдобавок глуп, — вставил Кастинагис.
— Разве мы не можем объявить людям, кто он на самом деле? — беспокойным голосом спросил брат Виссенти. — Я говорю про Де’Уннеро. Здешние жители его ненавидят. Они наверняка не пошли бы за ним, если бы знали…
— Страх перед розовой чумой сильнее ненависти к Де’Уннеро, — перебил его настоятель Браумин. — Да, мы можем объявить им, кто он на самом деле. На кого-то это подействует, но нам мало чем поможет. Поймите, основной зачинщик мятежа — герцог Тетрафель. Братья Покаяния лишь пришли им на подмогу.
Довод настоятеля был вполне логичен, и именно эта логика еще больше встревожила монахов.
— Я уже говорил вам, что город мы потеряли, — продолжал Браумин. — Доказательства налицо.
— Им не прорваться через стены, — решительно заявил брат Кастинагис. — Даже если солдаты герцога вздумают атаковать ворота.
— Мы отбросим их назад, — согласился Виссенти.
— Нет, — возразил Браумин Херд. — Я не допущу, чтобы стены Сент-Прешес оказались запятнаны кровью испуганных и отчаявшихся жителей Палмариса.
— Что же тогда делать? — спросил брат Кастинагис, поскольку странное заявление настоятеля повергло их всех в замешательство.
Братья недоумевали: разве не Браумин совсем недавно требовал, чтобы они защищали Сент- Прешес?
Настоятель Браумин кивнул. По его лицу было видно, что он знает нечто такое, чего не знали остальные. Возможно, у него имелся какой-то ответ.
— Не горячитесь, братья, — сказал Браумин и, оставив их, быстро зашагал по коридору в свои покои.
Изумленно переглянувшись с собратьями, Мальборо Виссенти поспешил вслед за своим старым другом.
Он нагнал настоятеля в небольшой комнате, служившей Браумину передней. Браумин звенел ключами. Ему требовался ключ от одного из ящиков его внушительного письменного стола, где хранился основной запас самоцветов Сент-Прешес.
— А-а, значит, ты решил вооружить братьев, — сделал вывод Виссенти, увидев, как Браумин подошел к заветному ящику. — Но ты же только что сказал…
— Нет, — возразил Браумин. — Я не хочу, чтобы наши стены были политы кровью невинных людей.
— Но тогда… — начал было спрашивать Виссенти и тут же умолк, заметив, что настоятель взял всего лишь один камень.
Камень души.
— Я выйду к ним, — пояснил настоятель Браумин. — Возьму камень исцеления и пойду к герцогу Тетрафелю.
— Зачем? — спросил ужаснувшийся Виссенти.
— Чтобы попытаться, — ответил Браумин. — Если я попытаюсь ему помочь, быть может, он прекратит бунт.
Браумин повернулся, чтобы выйти, однако Виссенти загородил ему дорогу.
— Они не остановятся! — кричал этот низкорослый и вечно чем-то обеспокоенный человек. — Ты сам знаешь, что не сможешь вылечить Тетрафеля. Если ты потерпишь неудачу, это будет лишь на руку этому дракону Де’Уннеро. Он тут же скажет: если бы Бог был на твоей стороне, ты бы сумел исцелить герцога.
— Но сам-то он лишь разглагольствует о мудрости «истинного Бога», однако никого не исцеляет, — заметил Браумин.
— А он и не утверждает, что способен исцелять, — тут же возразил ему Виссенти. — Он лишь утверждает, что чума будет продолжаться до тех пор, пока церковь не одумается.
Настоятель Браумин тряхнул головой.
— Я пойду к Тетрафелю, — объявил он Виссенти, а также подошедшим Талюмусу и Кастинагису. — Возможно, у меня ничего не получится, но, по крайней мере, я попытаюсь.
— Потому что ты трус, — прозвучал у него за спиной резкий голос Виссенти.
Браумин остановился, пораженный горячностью обычно робкого Виссенти.
Настоятель медленно повернулся. Выражение на лице его друга было суровым и неприязненным.
— Трус, — непривычно низким голосом повторил Виссенти.
Браумин удивленно покачал головой. Ведь он как-никак собирался выйти за пределы монастыря, чтобы бороться с розовой чумой. Имеет ли его друг право называть это трусостью?
— Ты хочешь пойти к герцогу, зная, что этого делать нельзя. Ты боишься, что герцог будет подстрекать народ, когда они толпой бросятся на наши стены.
— Им не прорваться сюда! — в очередной раз заявил брат Кастинагис. — Даже если весь город соберется возле наших ворот!
— Разве ты не видишь, что тобой движет страх? — продолжал Виссенти, возбужденно бегая вокруг Браумина. — Ты боишься, что для защиты монастыря нам действительно придется пойти на те меры, о которых ты сам же говорил. Ты не хочешь нести ответственность за бойню! Вот в чем все дело!
Поведение Виссенти окончательно ошеломило Браумина.
— А когда ты выйдешь и потерпишь неудачу, они все равно пойдут на нас, — бушевал Виссенти. — Если не под командованием умирающего Тетрафеля, то под командованием Де’Уннеро. И тогда уже нам придется бороться в одиночку, без настоятеля. Значит, ты трус, — повторил Виссенти, дрожа всем телом. — Ты знаешь, что нам придется делать, но тебе не хочется пятнать свои руки кровью!
Браумин посмотрел на Кастинагиса и Талюмуса и встретил их холодные взгляды.
— И все это поставит нас в еще худшее положение, — подытожил Виссенти. — Чем тогда мы сможем оправдать наш отказ помогать простым людям, если ты, поправ все принципы, отправишься к герцогу? Чем мы ответим на их проклятия, когда ты ясно дашь понять, что монахи, прячущиеся за стенами монастыря, — просто трусы?
Эти слова проняли Браумина до глубины души. Никто еще не называл ему с такой беспощадной наглядностью истинные причины, определяющие стратегию церкви во время эпидемии чумы. Но еще больше удивило троих друзей поведение настоятеля. Он вдруг рассмеялся, и смех его вовсе не был ироничным. В нем слышалась полная растерянность.