Священный меч Будды

очень обширный, с низкими потолками, плохо освещенный восемью или десятью тальковыми фонарями и заставленный хромыми бамбуковыми столиками, залитыми водкой и салом, вокруг которых неистовствовали и орали носильщики, лодочники, воришки, бандиты, карманники и солдаты, проглатывавшие огромные чашки крепких напитков.

Кругом виднелись разбитая посуда, фонари с выбитым дном, сломанные трубки, такие же табуреты и горы объедков; под столами валялись пьяные, а на бамбуковых циновках громко храпели и конвульсивно ворочались курильщики опиума.

Американец и поляк, задыхаясь от дыма трубок и винных испарений, оглушенные криками, песнями и сквернословием всех этих пьяниц, пьющих без просыпу две или три недели, стали осматриваться, отыскивая местечко, где бы присесть.

— Бог мой! — воскликнул американец. — Да ведь это сущий ад! Сторонись пьяных, Казимир, и берегись наступить на кого-нибудь из спящих, если не хочешь получить удар ножом. Здесь мы среди разбойников.

— Признаюсь вам, сэр Джеймс, что в кантонских кабачках я никогда не видывал подобной мерзости. Посмотрите вон туда, сколько курильщиков опиума!

— Те, что сидят прислонясь к стене и держа голову между колен и выглядят точно мертвецы, должно быть, едоки опиума?

— Разве опиум едят?

— Капитан говорил мне, что в Центральной Азии много потребителей опиума и что отвыкнуть от этого порока очень трудно. Несчастный продолжает до тех пор, пока яд его не убьет.

Поляк приблизился к этим людям, по-видимому монголам; распростертым на полу, дрожавшим и дышавшим с большим трудом. Глаза их утратили свой обычный блеск; губы неподвижно отвисли, обнаруживая судорожно сжатые зубы; бледные лица производили тяжелое впечатление. Временя от времени сильная дрожь, сопровождаемая нервными подергиваниями лица и хриплыми вскриками, вырывавшимися из глубины души, потрясала члены этих несчастных. Казимир в ужасе остановился.

— Я боюсь их, — сказал он.

— Они в самом деле отвратительны, — подтвердил американец.

Прибывшие покружили по всему кабачку, останавливаясь перед игорными столами, за которыми носильщики, лодочники и воры проигрывали свои деньги, хижины, даже одежду, а затем вошли во вторую комнату, гораздо меньшую. Здесь они сели за хромой стол, прямо напротив китайца, который, растянувшись на бамбуковом ложе, бледный как мертвец, с потухшим взором, находясь, по-видимому, в полном спокойствии — нечто вроде сомнамбулизма — курил трубку, набитую опиумом.

— Из этого курильщика ничего не вытянешь, — сказал американец.

— У нас есть здесь игроки, сэр Джеймс, — возразил поляк. — Предложим им выпить, а когда они опьянеют, заставим их говорить.

— Ты прав, мой мальчик. Эй, чертов кабатчик! О-э! Китаец, хозяин, прислужник, несите нам виски!

На шумный призыв американца прибежал мальчишка.

— Есть у тебя бочонок виски? — спросил американец, показывая ему золотую монету.

— Виски? — воскликнул китаец, делая гримасу. — Что это такое?

— Какой осел! По крайней мере, может быть, у тебя есть джин, бренди, ром или… одним словом, какой- нибудь напиток?

— Не знаю, про какие это напитки вы говорите. Если желаете, у нас имеется сам- шиу лучшего качества.

— Ну, неси твою сам-шиу, да столько, чтобы можно было напиться десятерым.

Видя, что у обоих вновь прибывших много золота, мальчишка принес целую лохань вместимостью пятнадцать литров.

— Тысяча молний! — удивленно воскликнул поляк. — Неужели вы хотите выпить всю эту емкость, сэр Джеймс?

— Мы выпьем ее, мальчик, — отвечал американец. — Смелей! Давай пить, и без промедления.

Они погрузили чашки в громадную миску и стали пить адский напиток, как будто это было простое пиво.

Через полчаса содержимое миски уменьшилось на добрую треть, и двое приятелей, сильно опьяневших, без всякой предосторожности раскачивались на некрепких стульях. Американец, в глазах которого все двоилось, предложил выпить нескольким китайцам, сидевшим за соседним столом, в надежде их споить и заставить разговориться. Двадцать раз, поговорив о. политике, истории и географии собственного изобретения, он выводил на сцену священный меч Будды, но без всякого успеха. Все эти люди ничего не знали об этом оружии.

— Уф! Сил больше нет! — объявил хриплым голосом американец, с которого градом катился пот. — Здесь ничего не добьешься. Эти господа пьют, а говорить не хотят. Скажи мне, Казимир, у тебя голова немного не на месте, да?

— Чуточку, сэр Джеймс.

— И у меня также, мой мальчик. Они, должно быть, подмешали чего-нибудь наркотического в сам-шиу!

— Нет, это, вероятно, действует дым от опиума.

— Давай попробуем подвигаться.

— Куда же мы пойдем?

— Раскинем горсть таэлей за тем столом. Разве ты не видишь, что там играют?

— Да, да, давайте играть, сэр Джеймс. Мы выиграем, я в этом уверен.

Оба друга, не очень твердо держась на ногах, подошли к столу, за которым лодочник и носильщик занимались тем, что постепенно проигрывали с себя всю одежду. Вокруг них стояло семь или восемь отвратительных фигур — без сомнения, их же товарищей.

— Ого! — проговорил Корсан, видя, как один лодочник снял с себя куртку и потом швырнул ее на стол. — Этот дьявол проиграл свой последний сапеке, а теперь проигрывает одежду.

— А там он проиграет свою лодку, если у него таковая имеется, а потом и свой дом, — подтвердил Казимир.

— Партия будет интересна. Постоим немного и посмотрим. Лодочник, постояв в нерешимости несколько секунд, бросил на стол две кости, потом их же бросил и носильщик.

— Проигранная партия, — заявил американец.

Лодочник покосился на него, потом бросил на стол свои башмаки, но опять проиграл.

Американец, ужасно заинтересовавшийся, только собрался бросить горсть сапеке этому неудачнику, как тот вытащил свой нож и воткнул его острием в стол.

Играющие обменялись шепотом несколькими словами, потом носильщик стал кидать кости. За ним кинул их и лодочник. Внезапно с его уст сорвался дикий крик: он опять проиграл.

Вдруг он схватил нож и с ужасным хладнокровием отрезал себе мизинец на правой руке, который, как оказалось, он проиграл на таэль!30

Он еще не успел положить нож на стол, как могучий удар кулака сбил его с ног.

— Подлец! — загремел янки, который был не в состоянии больше сдерживаться.

— Эй! — крикнул один из игроков, подходя к нему. — Тебе что надо?

Корсан, вместо того чтобы отвечать, вытащил свой bowie- knife. Испуганные игроки поспешно направились к двери в сопровождении изувеченного.

— Какие негодяи! — воскликнул янки. — Я жалею, что не разбил головы всем этим подлецам.

— А я видел одного китайца, сэр Джеймс, который таким образом отрезал себе все пять пальцев, — сказал поляк. — Китайцы гораздо более азартные игроки, чем мексиканцы и перуанцы.

— Ты прав, Казимир. А теперь пей, кто жаждет!

Они вернулись к своей посудине, которая была уже наполовину пуста, и стали опять пить с такой жадностью, что скоро окончательно опьянели.

Американец, уже не контролирующий свои поступки, забыл о всякой осторожности и, решив кутнуть на