– Каван!
Он обернулся с искаженным яростью лицом.
– Помоги! – выкрикнула Гонора, обмякла и опустилась на землю, словно лишилась чувств.
Глаза она закрыла, но ощутила, как дрожит земля под ногами бегущего мужа.
– Она что, больна?
Голос Лахлана, а не мужа, но следом тревожно заговорил Каван:
– Не думаю.
– Может, она беременна? – предположил Лахлан.
– Может быть, – ответил Каван.
Его ответ не удивил Гонору. Не будет же муж рассказывать брату, что она не может быть беременна. Когда пальцы Кавана мягко отвели с ее лица прядки волос, она едва не отреагировала на его ласковое прикосновение.
– Гонора, – позвал он, и Гонора почувствовала, что муж осторожно ощупывает ее живот.
Вокруг раздавались взволнованные шепотки, как жужжание пчел. Гонора представляла, какая толпа успела уже собраться. Во всяком случае, она добилась того, чего хотела, потому что Каван с Лахланом больше не ссорились. Ресницы Гоноры затрепетали, и она негромко застонала.
Каван «приводил ее в чувство», то и дело повторяя ее имя, и сердце Гоноры пропустило удар. В голосе мужа слышалась искренняя тревога. Он действительно беспокоился о ней – как будто ему не все равно, по-настоящему не все равно.
Она открыла глаза и посмотрела на мужа, но увиденное только подтвердило ее предположения. Вокруг его глаз залегли морщинки; наморщенный лоб и плотно сжатые губы выдавали его искреннее беспокойство. Он тревожился по-настоящему, действительно тревожился.
Гонору охватило чувство вины. Какая жалость, что ей пришлось заставить его без нужды страдать. Она поморщилась, представив себе, какую боль причинила мужу.
– Что случилось? У тебя что-то болит?
– Мне нехорошо.
Каван взял ее на руки и встал, крепко прижимая Гонору к себе. Она спрятала лицо у него на груди, глубоко дыша, впитывая его запах, его силу и его заботу о себе.
– Уложи ее в постель. Я позову маму, – сказал Лахлан и убежал.
Каван легко нес Гонору, словно она весила не больше маленького мешка с зерном. Безумие какое-то! Гоноре казалось, что муж словно окутал ее своим телом, и теперь она буквально купалась во всеобъемлющем чувстве безопасности.
Гонора обняла его за шею, когда они входили в замок.
Каван остановился и тревожно спросил:
– Ты себя хорошо чувствуешь?
«Нет, – захотелось закричать Гоноре. – Ничего хорошего! Проклятие, ты все перевернул в моей душе!»
Но она только кивнула, не желая усложнять положение.
Каван торопливо поднялся вверх по лестнице, и хотя Гонора хотела побыстрее оказаться в спальне, ей было жаль покидать его объятия. Она чувствовала себя так уютно – и готова была оставаться в его объятиях сколько угодно. Эта мысль ее напугала.
Когда они вошли в спальню, Гонора вздохнула, понимая, что все закончилось. Теперь ей очень хотелось остаться одной, чтобы разобраться в своих желаниях.
Но к ее удивлению – и облегчению – Каван не выпустил ее из объятий, а сел в кресло у очага, усадив Гонору к себе на колени.
– Что с тобой? – спросил он.
Гонора покачала головой, не доверяя себе. Она боялась, что выпалит вслух то, что чувствует.
– У тебя что-то болит?
Она не могла посмотреть на мужа, потому что боялась, что он увидит правду и поймет, что она томится по нему. Гонора уткнулась лицом ему в рубашку и уже хотела снова помотать головой, как вдруг сообразила, что должна убедить Кавана в своей болезни. И пусть она не хотела ему лгать, но правда сильно ранит их обоих. Кроме того, ей требовалось время, чтобы разобраться в своих чувствах, прежде чем кто-нибудь заподозрит, что она полюбила мужа.
Гонора прижала руку к животу.
Каван отодвинул ее руку и ласково погладил ее живот там, где предположительно находился источник боли.
– Я бы забрал твою боль себе, если бы мог.
Это поразило Гонору. Человек, заявивший, что готов ради отмщения на все, что угодно, гневно споривший из-за этого с братом, сейчас готов пострадать сам, лишь бы не мучилась она? Ей только что показалось, что она начинает понимать мужа, и тут он снова ставит ее в тупик.
– Я бы этого не позволила, – мягко произнесла Гонора.
Каван поцеловал ее в лоб.
– Тебя бы никто и не спрашивал.
– Это моя боль, – заспорила Гонора и поморщилась, чувствуя свою вину.
– Отдыхай, – велел Каван, скользнул рукой ей пониже талии и начал поглаживать живот Гоноры.
Очень скоро все внутри у нее затрепетало, сердце забилось быстрее, а кожа запылала. Гонора шевельнулась под его рукой и застонала.
– Тебе хуже! – встревожился Каван.
Гонора закусила нижнюю губу, опасаясь, что все-таки выпалит правду. Она не знала, что делать, и не хотела покидать его объятия. Когда в комнату ворвалась Адди, Гонора едва не застонала от облегчения.
– Что случилось? – спросила Адди, торопливо подходя к ним.
– Живот болит, – сообщил Каван.
– Положи ее на кровать, – велела Адди.
Гонора заметила в его лице нежелание слушаться, словно он не хотел выпускать ее из рук. Она чувствовала то же самое – ей хотелось остаться в его объятиях.
Адди ласково прикоснулась к плечу сына.
– Я хорошо о ней позабочусь.
Каван словно очнулся. Он замотал головой, тут же сделал вид, что кивает, встал, подошел к кровати и медленно положил на нее жену. Она держалась за его шею до тех пор, пока не сообразила, что нужно отпустить мужа. И он должен ее отпустить, но они продолжали держаться за руки, и ни один не хотел нарушить волшебство этого момента.
– Уходи, – велела Адди, подтолкнув сына в спину. – Я сама о ней позабочусь.
Гонора нахмурилась, когда муж отпустил ее пальцы, но он тотчас же вернулся обратно и снова взял ее за руку:
– Я нужен ей и поэтому останусь.
Как ни хотелось Гоноре, чтобы Каван остался, она понимала, что это неумно.
– Чепуха, – сказала она и с трудом сглотнула, готовясь еще раз соврать. – Мне нужна твоя мать, а не ты.
– Слушайся жену. – Адди опять подтолкнула сына, на этот раз настойчивее.
– Я буду ждать за дверью. – Каван поднял руку, пресекая любые возражения. – И не спорьте со мной!
– Да как хочешь, – пожала плечами его мать. – Только уходи скорее, чтобы я могла заняться твоей женой.
– Я буду прямо за дверью, – повторил Каван, глядя на жену и показывая пальцем на дверь.
Гонора улыбнулась. Значит, ему не все равно, раз он собирается остаться неподалеку.
– Спасибо.
– Чушь, – резко бросил Каван. – Я муж тебе. – И быстро вышел за дверь.
– Муж, неожиданно влюбившийся в свою жену, – произнесла Адди, когда Каван вышел.
