Палец повернулся в сторону Кавана. – А это он, Каван Синклер, и он стал мужем моей дочери Гоноры!
– Это просто смешно, – сказал Лахлан. – Священник только что объявил Артэра и Гонору мужем и женой.
– Нет. Повторяю еще раз – он одобрил обеты следующего лэрда клана Синклеров, ставшего мужем Гоноры, – заносчиво произнес Калум и с довольной миной скрестил на груди руки. – Спросите его сами, он подтвердит мои притязания.
– Адди, пожалуйста, пригласи сюда священника, – попросил жену Тавиш. Она кивнула и вышла из покоев.
– Я только хочу, чтобы договор был соблюден, как написан, – самоуверенно повторил Калум.
– Зачем? – Каван подошел к нему и встал в той же позе, скрестив на груди руки. – Торопишься избавиться от обузы?
Гонора гневно сверкнула на него глазами. Как жаль, что ей недостает храбрости защитить себя!
– О! Ай да мышка! – воскликнул Каван.
Калум схватил Гонору за запястье и сильно выкрутил его.
– Я не потерплю от тебя неповиновения, дочь!
Гонора прижалась к отчиму, чтобы ослабить боль.
– Отпусти ее! – приказал Каван.
Его рев больше походил на звериный, чем на человеческий, и отчим ослабил хватку, продолжая удерживать Гонору за руку.
Гонора заметила, что Каван шагнул ближе. Артэр и Лахлан тоже подошли и встали рядом с братом, готовые поддержать его.
– Ты признаешь мою дочь своей женой? – с вызовом спросил Калум. – Если да, то имеешь право приказывать. Если нет, моя дочь повинуется мне!
Каван качнулся вперед. Его темные глаза словно прожигали Калума насквозь, и Гонора, изумившись, ощутила, как отчим задрожал.
Дверь открылась прежде, чем Каван успел сделать еще шаг, и в комнату торопливо вошла Адди, за которой шагал разгневанный священник.
Этот невысокий костлявый человечек с морщинистым лицом затряс головой.
– Что за безумие тут творится? Я уже объявил эту пару мужем и женой!
Тавиш подошел к нему и подробно объяснил священнику, в чем дело. Тот внимательно слушал, кивая головой.
Тут вмешался Калум:
– Ты помнишь наш разговор перед церемонией? Я специально подчеркнул, как именно должны произноситься и подтверждаться обеты.
– Это так, – согласился священник. – И показал мне подписанные брачные документы, как доказательство договора.
Гоноре не понравилось то, что она услышала. Она не может стать женой Кавана. Она не хочет быть его женой! Хоть бы она никогда не видела ни одного из мужчин Синклеров!
– Значит, мои требования справедливы, – заявил Калум. – Гонора – жена Кавана.
– Она жена Артэра! – возмутился Каван.
Священник покачал головой:
– Калум Таннах прав. В документах указано, что Гонора обвенчана со следующим лэрдом клана Синклеров, следовательно, Артэр всего лишь замещал своего брата. А Каван вернулся, причем прямо в день своего бракосочетания.
– Да это просто чушь! – рассвирепел Каван.
Похоже, священник жестоко оскорбился. Лицо его побагровело.
– Да как ты смеешь оспаривать мои полномочия?! Документы обязывают. Ты – муж Гоноры.
Каван ткнул пальцем в Артэра:
– Она – жена моего брата!
Священник покачал головой:
– Калум Таннах прав. Как и указано в брачном договоре, Артэр всего лишь замещал тебя, и я не собираюсь об этом спорить. Все решено. Этот союз следует отпраздновать, а брачные обеты – скрепить в супружеской постели. Выполняй свой долг следующего лэрда клана Синклеров и мужа.
Священник вышел из комнаты. Его уход означал, что вопрос закрыт.
Гонора никак не могла справиться со своим смятением. Она не может быть женой Кавана. Она не хочет быть женой Кавана! Она больше вообще не хочет быть ничьей женой – она желает стать свободной.
Каван повернулся к Артэру.
– Ты ее любишь? – спросил он.
– Я ее едва знаю.
Его правдивые слова ранили Гонору. Да, они не любили друг друга. Она надеялась, что когда-нибудь это случится, но пока Артэр был всего лишь ее знакомым, а Кавана она знала и того меньше.
– Все это не имеет никакого значения! – воскликнул Калум. – Вы все слышали священника. Все решено, Каван и Гонора женаты.
Вперед вышел Тавиш, и его сыновья отступили в сторону, проявляя уважение не только к своему отцу, но и к своему лэрду.
– Оставь нас, Калум, – твердо приказал Тавиш.
Калум ощетинился:
– Я имею право защищать права своей дочери!
– Больше нет, – спокойно ответил Тавиш. – Теперь Гонора – одна из Синклеров, жена Кавана. Ты больше не можешь ей приказывать. Уходи. Иди на пир.
Калум, самодовольно усмехнувшись, кивнул и вышел из комнаты.
Когда дверь за ним закрылась, Тавиш повернулся к Кавану.
– Мне жаль, что тебе навязали союз, которого ты не желал, но дело сделано, и я прошу тебя как моего наследника уважать и чтить брачный договор и выполнять свой долг.
– Не совсем то возвращение домой, которого я ожидал, – буркнул Каван.
– К сожалению! Но все же ты дома, со своей семьей, а для меня это означает гораздо больше, чем ты можешь себе представить. А жена тебе необходима ради будущего нашего клана. Может, Гонора и не та женщина, которую выбрал бы себе ты, но я успел ее немного узнать и могу тебя заверить – она хороший человек и, думаю, будет тебе хорошей женой.
Тавиш взял Гонору за руку и протянул другую руку Кавану.
Гонора мысленно взмолилась, чтобы Каван не взял ее руку, чтобы отверг ее как жену, хотя прекрасно понимала, что он на это не пойдет. Каван, как и любой из Синклеров, выполнит свой долг. Он будет служить своему клану и защищать его при любых обстоятельствах.
Каван и в самом деле не колебался. Он протянул руку отцу, и Тавиш вложил руку Гоноры в руку своего сына.
– За будущее клана Синклеров! – объявил лэрд.
Братья восторженно прокричали что-то, и Лахлан предложил присоединиться к празднованию, чтобы отметить не только свадьбу, но и благополучное возвращение Кавана.
Гонора попыталась вырвать руку у мужа, но он держал ее крепко. Он не собирался отпускать ее. Интересно почему?
– Идите, я скоро к вам присоединюсь, – сказал Каван. – Хочу вымыться, чтобы с гордостью надеть цвета клана.
Адди шагнула вперед.
– Я распоряжусь, чтобы тебе приготовили ванну.
– Благодарю, мама, но теперь обо мне позаботится жена.
Глава 3
Каван поднялся по каменной лестнице на третий этаж, в свою спальню, расположенную рядом с крепостными стенами, по которым он часто прогуливался во время бессонных ночей. Он уже предчувствовал, что сегодняшняя ночь будет одной из тех, когда сон бежит от него, а мысли обуревают, в